Бес вошел в мозг придурка, распрямляя капризные извилины. Допрос протекал стремительно, ибо не разрешил я пленному врать. Что это за кулон? Святая заступница всех незамужних женщин (неописуемое отвращение было в ответе). Где взял? У невесты. У тебя есть невеста? Невеста наказана (пациент сипло заплакал). За что она наказана? Так ты не знаешь (он удивился), что она со всеми крутила, с ур-родами, с такими, как ты, а со мной — проти-ивно! Со мной — даже словца поганого жалко… Зачем снял кулон с невесты? А зачем бабе, которая вышла замуж, нужна «заступница незамужних женщин»?! (Пациент сильно возбудился.) Как она вообще посмела носить такой амулет, если у нее был любящий жених! Так, значит, она вышла замуж? Вчера. За него, конечно. Если есть он — следовательно, за него. Он сам надел любимой обручальное кольцо, сам благословил, сам отнес ее на ложе… И так далее, и так далее.
Не было никакой охоты копаться в словесном мусоре, вытащенном из головы безумца. Бред, он и есть бред. Когда приступы неконтролируемого возбуждения участились, стимуляцию пришлось прекратить. «Бес» в ушах пациента переключился в нейтральный режим, и тот мгновенно заснул — обычная реакция, когда процедура заканчивается. Видел ли поганец при этом цветные сны?
— Пакуйте, — сказал я Бэле, отрываясь от бесчувственного тела. — Передаю в руки правосудия. Имей в виду, что, когда он очнется, первое время будет слушаться тебя, как японский мальчик своего отца. Трогательное зрелище, поглядеть бы…
— А ты куда? — прокричал Бэла мне в спину.
А меня с ними уже не было.
Прежде чем пойти к Оскару, я навестил свой номер. Ничего особенного мне там не нужно было: ни пистолета, ни бейсбольной биты, ни даже увесистой чугунной сковородки я не провез в двойном дне своего чемодана. А требовалась мне пара мясных консервов. Я разложил пластиковые банки по карманам штанов и отправился на последний этаж.
В каком номере расположился наш рыжий стратег, я знал. Командировочный с кухонным ножом, этот идейный противник женщин, которые перестали вдруг продаваться, не смог скрыть от меня и такую мелочь. Боссы любят последний этаж, это престиж. Диспетчеры разнообразных служб наружного наблюдения так же обычно размещаются на последних этажах, это традиция. Я встал перед дверью и подождал, ничего не предпринимая. Вероятно, внутри возникла секундная суматоха, но дверь все-таки открыли. Подвижные молодцы с каменными лицами быстро обследовали меня при помощи ручного томографа, детектора запаха и дозиметра, и пропустили, не обнаружив ничего опасного для здоровья начальства.
— Ну? — сказал Оскар неприязненно.
Я произнес одними губами, совершенно беззвучно: «Суперслег». Я многозначительно похлопал себя по торчащим в разные стороны карманам. Карманы оттопыривались, как щеки у хомяка; думаю, выглядело это не вполне прилично, если смотреть сзади, так просто смешно. Оскар изменился в лице. Он вдруг заволновался, как песик, услышав слово «гулять».
— Всем выйти! — скомандовал он.
А когда все вышли, я пальцами показал ему, что теперь неплохо бы покрепче запереть дверь. Он дернул рычажок на мобильном пульте, подошел-ко мне и нетерпеливо повторил: — Ну? — И тогда я вытащил из карманов консервы. На одной банке было написано: «Boeuf a la mode», что приблизительно переводилось, как «Дорожная говядина», на другой значилось уже по-русски: «Язык телячий в брусничном желе». Лицо Оскара вторично изменилось. Я вложил банки в его напряженные руки (он послушно взял их), после чего ударил.
Первым ударом я сломал ему нос. На непривычного человека это очень сильно действует. Мне ломали нос десятки раз, я это давно уже и за травму не считал, но мистер Пеблбридж подобным опытом не мог похвастаться. Оглушенный, он упал на пустые коробки из-под аппаратуры. Консервы звучно покатились по полу. Музыка! Жаль, так и не успел я попробовать эти деликатесы. Он быстро оправился, завозился среди кучи хлама, затем включил что-то на своем галстуке и простонал: «Ко мне!». Тогда следующим движением я вырвал из пульта кабель. Дверь тут же была заблокирована.
— Я не приказывал вас убирать! — всхлипнул он, поднимаясь. Задние конечности у него разъезжались. — Какого черта! Благодаря вам мы нашли предателя, я даже собирался вас в наградной лист вписать…
Я его внимательно слушал. Да-да, полковник Ангуло был сотрудником Совета Безопасности, говорил он, держась рукой за лицо. Сквозь пальцы сочилась кровь. В каком смысле был? — задавался он риторическим вопросом, изображая великого и ужасного. В буквальном. Был — когда-то в прошлом. Теперь предателя нет. Вот так, без розовых соплей. Но вы, Жилин, вы нам оч-чень нужны… Я не вмешивался в его монолог, я слушал, хоть и знал, что мне отчаянно врут, по крайней мере насчет всего, что касалось лично меня. В дверь рвались, поймав по рации сигнал бедствия.
Когда Оскар закончил говорить, я ударил его в печень.