Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар

Первое время к ним часто заходили. Друзья, знакомые… За шесть лет большинство нашли себя, остепенились, гитарный перезвон сменился разговорами о работе. На таких встречах Антон все чаще мрачнел. Иногда — рассказывал, с каким-то извращенным удовольствием разглядывая вытягивающиеся, разом бледнеющие лица. Спасала Кира — легкий, славный человечек. Да и гостям было легче общаться с нею — о знакомых и понятных вещах, чем с Руматой — с его жуткими воспоминаниями и висельным юмором.

Общее мнение выразила одна из сотрудниц Киры. Антон вернулся домой как раз в тот момент, когда она, тряхнув хорошенькой головкой, гневно произносила: «И я не понимаю, как наша Кирочка может жить с этим дикарем».

Все чаще Киру звали одну.

В таких случаях Антон вылавливал Пашку, и они уходили в Мирза-Чарле пить пиво в «Микки-Маусе» — баре-музее Юрковского. Последнем баре на Планете.

…Пашке было тоскливо… Он уже знал, что где-то за полночь Антон посмотрит совершенно трезвым глазом и непременно вспомнит:

— Ах да, Пашка, а как там Анка?

Как-то Пашка передал ему приглашение в только-только создававшуюся бард-группу. Приглашал Фред Орлов — тряхнуть стариной и «сбацать что-нибудь эдакое». Две недели Антон, приглушенно матерясь, перебирал струны отвыкшими пальцами.

И сбацано было здорово!

Впервые за пять лет бывший наблюдатель почувствовал себя нужным. Частью единого целого, одной команды.

Впрочем, длилось это недолго — до представления Алике, Фредовой жене. Секунду она стояла неподвижно, а потом шарахнулась — как от ужаса; «Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!» — срываясь на беззвучный крик, повторяла она и металась, сбивая стулья, металась в поисках выхода. Антон знал это состояние — истерика, переходящая в спазм.

— Прости, старик, — только и сказал Фред тем вечером.

* * *

— А потом была эта экспедиция… Практика, знаете? Может быть, она бы не уехала — но ведь я всегда старался держаться. Не показывал виду.

— А оттого только хуже, не так ли?

— Да.

— Вы не могли последовать за ней.

— Индекс здоровья тринадцать. — Неживым голосом Антон процитировал:

«Не рекомендуется покидать Землю. Не рекомендуется вождение любых транспортных средств. Не рекомендуется ношение оружия. Не рекомендуется…»

— Знаю, — кивнул Будах.

* * *

…Первое время она писала почти каждый день. Рассказывала, какая замечательная планета Ружена, как идут исследования, как она его любит. Потом письма стали реже — экспедиция развернула базовый лагерь и принялась за работу. Потом в письмах появился Ян.

«Он настоящий друг. Он помогает мне. Чем-то он напоминает мне тебя». «Сегодня мы с Яном…»

— Потом писем долго не было. И вот… получил сегодня.

«Прости меня, Румата. Мы с Яном решили пожениться. По-настоящему, со святым отцом. Я так счастлива! И хочу поделиться этим счастьем с тобой — первым. Ведь ты был мне как родной, ты научил меня всему…»

* * *

…Тогда, у почтовых ячеек, Румате пришла в голову масса блистательных идей, среди которых ослепительным бриллиантом сверкнула такая: угнать чей-нибудь звездолет, высадиться на Ружене и набить Яну морду.

…Ценитель ночных серенад с верхнего этажа, пристроившийся освежить просохшую было лужу в углу вестибюля, был избит молниеносно и жестоко, после чего, прихрамывая, ретировался, сплевывая на пол кровавое крошево.

— …И тогда я понял, что меня нужно лечить, — закончил Антон.

— Нет, благородный дон, я так не думаю. Вы совершенно здоровы.

Антон удивленно поднял голову. Доктор Будах был серьезен и строг.

— Совершенно, — повторил он. — Видите ли, АГЛ — Арканарская Геморрагическая Лихорадка, — известная также как «черный мор», имеет ряд характерных признаков. Не стану утруждать вас, благородный дон, ненужными сведениями — ни одного из этих симптомов у вас нет. А вот ситуация с лабораторными данными очень любопытна. Экспресс-лаборатория показывает резко положительные результаты…

— Вот видите…

— ….а те же анализы, сделанные вручную, — отрицательны. Все до единого. Похоже, у вас, дон Румата, весьма влиятельные враги.

— Так что со мной происходит, черт побери?!

— Вы, земляне, слишком доверяете слову. Вас нельзя убить стрелой, но слово легко способно отравить вас. Шесть лет назад, когда я попал на Землю, мне хотелось умереть. Я вдруг понял, как мало знаю, как много надо учиться, чтобы быть врачом. И многие говорили, что в пятьдесят шесть лет поздно переучиваться… Чрезвычайно убедительно говорили, к слову. И что есть много других интересных и нужных профессий — ассенизатор, например. Думал о том. Серьезно. Удержало одно: что вы — такие же люди, как мы. Дальше — годы каторжного труда. Иногда казалось, что эти многие правы. И про пятьдесят шесть, и про ассенизатора. Понимал все — и шел. С дежурства в читальный зал — и обратно. Дорогу осилит идущий…

Скажите, дон Румата, вы говорили, что были пилотом. Разве вас не учили, что делать, когда остаетесь в одиночестве?

* * *