Время украшать колодцы

Мужчины же, сидевшие поодаль, говорили о своем. Молодых мужчин в деревнях оставалось все меньше: из тех, что не попали на фронт, большая часть стремилась в города в поисках заработка и веселой жизни, да там и оседала. За спинами отцов маячили насупленные мальчишки — подростки; у них было уже достаточно сил, чтобы помогать семье, однако же проблемы старших их пока что совершенно не заботили.

В центре мужской группы всегда был Гирам Стоддард, кузнец и ветеринар, а также член местной крикетной команды — он обычно охранял воротца. Рядом с ним частенько сидел и его брат Джейбиз, хозяин гостиницы «Большая Медведица». Братья обменивались новостями с местными фермерами, среди которых был и самый богатый из них, Генри Эймс. Впрочем, местным он не считался, хотя давно уже перебрался в Уэлсток из соседнего графства и прожил в этой деревне более десяти лет. Правда, люди вели себя по отношению к нему и членам его семьи очень вежливо, но по — прежнему считали их чужаками. Во всяком случае, среди мужчин Генри Эймс был единственным, к кому все неизменно обращались «мистер Эймс».

Мужчины в отличие от женщин сохраняли на лицах весьма мрачное выражение, даже беспечно болтая друг с другом. Сперва, впрочем, основной темой их беседы, как и у женщин, стали Джордж Гибсон и его несчастная семья. Затем они перешли к более насущным проблемам. В частности, они говорили о том, что катастрофически не хватает рабочих рук. Кстати, Джордж Гибсон был сельскохозяйственным рабочим и жил в коттедже, принадлежавшем леди Аглае. Простые землепашцы дружно затыкали рот тем «теоретикам», которые уверяли, что сельское хозяйство вскоре будет полностью механизировано, — ведь никто из этих крестьян (за исключением все того же мистера Эймса!) не мог себе позволить купить новую и дорогую технику, а лошадей во время войны погибло столько, что в ближайшее время восстановить лошадиное поголовье уж точно не удастся. Те же опасения относились и к остальным домашним животным: поголовье коров и овец также значительно уменьшилось, и не хватало рабочих рук, чтобы ухаживать за скотиной… Ох, и тяжелые времена наступили! Может, даже тяжелее, чем в войну. Кто — то вспомнил, что политики клятвенно обещали «готовые дома для героев», и эта острота была встречена ироническими смешками, в которых явно недоставало веселья.

Желая несколько разрядить обстановку, Гирам повел речь о том, что лето нынче пришло рано, а это обещает хороший урожай сена. Упоминание о созревающих травах естественным образом привело к обсуждению сенокоса и расчистки совершенно заросшего крикетного поля, а это, в свою очередь, вызвало очередной приступ подавленного молчания: мужчины вспомнили, скольких игроков недосчитается теперь их команда.

Помолчав, Гирам с притворной бодростью вызвался:

— Что ж, придется мне после службы сходить к ее милости и попросить у нее на время газонокосилку. Кто со мной?

Четверо или пятеро, хотя и неохотно, все же откликнулись на его предложение. А вот когда был жив сэр Родрик, предложение это прозвучало бы для любого весьма заманчиво: сэр Родрик, конечно же, сразу дал бы газонокосилку, да еще и каждого угостил добрым кувшином пива — на прощанье. А вот иметь дело с ее милостью…

Словно читая мысли односельчан, старый Гаффер Тэттон проскрипел:

— Ох, и плохие ж времена настали! Ох, плохие!..

Мужчины расступились, пропуская старика в центр своего кружка. Он опирался на толстую дубовую палку, которую вырезал себе, пока ревматизм не успел еще совсем изуродовать ему ноги и руки и согнуть крючком спину. В свое время Гаффер слыл искусным резчиком по дереву, плотником и колесным мастером. Но те дни давно миновали, и теперь он считал, что его мастерство вряд ли кому — нибудь понадобится, и любил повторять, что если в военное время почти все старались делать на фабриках, то и в мирное время по привычке станут поступать так же, а старые мастера вроде него останутся не у дел. Его мрачные предсказания, конечно же, в итоге сбылись, но в те дни кое — кто из молодежи и посмеивался у него за спиной. Однако большая часть жителей деревни с уважением относилась к этому мудрому старику.

Посмотрев вокруг затуманенным взором, Гаффер Тэттон промолвил:

— Да, тяжкие времена посланы нам во испытание! Только что ж удивляться? Ведь нынче как раз урочный год! В прошлый — то раз мы притворились, будто урочного года и не заметили! Так что теперь придется вдвойне отдуваться!

Отлично понимая, о чем он говорит, старшие мужчины беспокойно задвигались; по виду их было ясно, что им очень хочется сменить тему разговора. Когда же кто — то из парней, совершенно сбитый с толку словами насчет «урочного года», попросил разъяснений (мистер Эймс тоже явно обрадовался, что кто — то задал вопрос, так и вертевшийся у него на языке), то уже не только в глазах мужчин замелькала тревога, но кое — кто собрался и поспешил уйти прочь. Но Гаффера Тэттона не так — то легко было сбить с нужной темы.