Время умирать

— Шон, это же его… это его… — Она никак не могла заставить себя договорить, и только тогда Шон понял, что он видит мозги Дедана, все еще удерживаемые плотной белой мембраной dura mater — твердой мозговой оболочкой, но уже вылезающие через рану на череп, как из лопнувшей покрышки порой выпирает камера.

Сержант отдал приказ рулевому, чтобы тот завел мотор, и «зодиак» понесся в обратном направлении. Они на полном ходу возвращались в лагерь РЕНАМО.

Шон сидел на дне возле Дедана. Сейчас он ничего не мог для него сделать — только сжимать его руку и ощущать, как его пульс становится все слабее и неустойчивей и, наконец, пропадает совсем.

— Он умер, — сказал Шон тихо. Джоб не ответил, а Клодия отвернулась.

Шон всю обратную дорогу держал голову Дедана у себя на коленях. И только когда рулевой наконец заглушил мотор и пришвартовался к берегу, он поднял глаза. На берегу горели фонари, и несколько темных фигур ждали, когда они сойдут на берег.

Сержант отдал приказ двум своим солдатам, те подняли труп Дедана и швырнули его лицом вниз на илистый берег. Еще один солдат схватил Клодию за руку и потащил. Он грубо сдернул ее на берег, а когда она стала протестовать, замахнулся автоматом, собираясь ударить ее в грудь.

Шон подскочил и успел схватить его за руку, предотвращая удар.

— Если ты сделаешь это еще раз, мерзкая гиена, — тихо сказал он шангану, — я оторву твой мтондо, разрежу на кусочки и заставлю тебя съесть это без соли.

Солдат уставился на него, больше удивленный его прекрасным шанганским, нежели угрозой как таковой, а сержант зашелся оглушительным смехом, больше похожим на рев дикого быка.

— Лучше делай, что говорит белый, — предупредил он солдата, — разве только ты очень голоден. Он всегда делает, что обещает. — Затем сержант ухмыльнулся Шону: — Ты говоришь по-шангански, как один из нас, а значит, ты и до этого понимал все, о чем мы говорили! — Он восторженно тряхнул головой. — Больше тебе меня не одурачить.

* * *

Промокших, замерзших и взъерошенных, их силком притащили в бункер генерала Чайны и подвели к его столу. Взглянув на его лицо, Шон понял, что тот находится в состоянии холодного бешенства.

Почти минуту генерал, не вставая с места, пристально смотрел на Шона, а затем сказал:

— Женщину можете увести, пусть посидит в другом лагере, подальше отсюда. Теперь ты ее не увидишь, пока я не разрешу.

Шон сохранил спокойствие и никак не отреагировал на сказанное, зато Клодия протестующе застонала и схватила Шона за руку, будто этим могла предотвратить грозящее им расставание. Генерал, видя ее горе, покивал и спокойно продолжил:

— Она заслуживает куда более сурового обращения, чем до этого. Пусть ее закуют в цепи, чтобы не сбежала, и приставят к ней строгую охрану.

Генерал бросил взгляд на двух охранниц, стоявших у стены, и кивнул им. Та, что повыше, носила сержантские погоны. Она тут же отдала краткое приказание девушке-рядовой, та встала и двинулась к Клодии. В руках у нее позвякивали наручники из нержавеющей стали.

Клодия плотнее сжала руку Шона и отшатнулась. Охранница было заколебалась, тогда сержантша еще раз отчетливо и резко повторила приказ. Девочка схватила Клодию за руку и без особых усилий оторвала ее от Шона.

Она развернула Клодию и толкнула ее лицом к выложенной из мешков с песком стене, защелкивая наручник на одном запястье, затем завела обе руки Клодии за спину и защелкнула второй.

Потом охранница отошла в сторону, уступая место начальнице, которая неторопливо приблизилась к пленнице. Взяв руки Клодии в свои, она подняла их так высоко, что Клодия вынуждена была подняться на носочки и сжать зубы, чтобы не вскрикнуть. Сержантша осмотрела наручники: они были защелкнуты, но болтались довольно свободно. Она умышленно защелкнула их еще на два деления, и Клодия опять чуть не вскрикнула.

— Слишком туго, они режут мне руки!

— Скажи своей сучке, чтобы ослабила браслеты, — бросил Шон генералу. Тот в первый раз за весь вечер улыбнулся и откинулся в кресле.

— Полковник Кортни, я отдал распоряжения, с тем чтобы эта женщина не получила еще одной возможности сбежать. Сержант Кара просто исполняет свои обязанности.

— У мисс Монтерро нарушится кровообращение и может наступить гангрена.

— Печально, — согласился генерал, — однако приказа я отменять не намерен, вот разве что…

— Если… что? — поспешно переспросил Шон.

— Разве что я буду уверен в вашем полном сотрудничестве и если вы дадите мне обещание, что не попытаетесь снова бежать.

Шон посмотрел на кисти Клодии. Они уже начинали менять свой цвет, кожа приобретала свинцовый оттенок. Блестящая сталь наручников врезалась в запястья, вены вздулись и превратились в темно-синие пульсирующие нити.

— Гангрена — опасное заболевание, и, к сожалению, практика ее излечения чересчур примитивна, — заметил как бы между прочим генерал.

— Хорошо, — мрачно бросил Шон, — даю слово.

— А как насчет сотрудничества? — напомнил генерал.

— Согласен.

Генерал отдал приказ, и сержантша, достав ключ, слегка расслабила наручники. И сразу же опухшие кисти Клодии начали приобретать первоначальный цвет.