Солнечные лучи скоро перестали проникать в камеру, и на землю опустились густые сумерки, когда она снова услышала звуки за дверью. Узница забилась в свой угол, когда сержант, согнувшись, вошла в камеру. Тюремщица опять небрежно бросила на пол кусок холодной кукурузной каши и поставила рядом котелок с водой.
Она прислонилась к дверному косяку и уставилась на Клодию, ожидая, что та, как животное, на четвереньках поползет к еде. Клодия притаилась в дальнем углу ее камеры и старалась не показывать отчаянного желания пить, но она то и дело непроизвольно сглатывала, а терзающая жажда внутри превратилась в разъяренного зверя.
Видя, что заключенная не двигается, сержантша через несколько минут раздраженно сказала что-то по-португальски и показала на котелок. Огромным усилием Клодия заставила себя удержаться от того, чтобы не взглянуть на него, и женщина снова втоптала принесенную пайку в грязь, потом недовольно фыркнула и вышла из камеры, громко хлопнув дверью. Но металлический котелок с водой остался стоять на пороге.
Клодия заставила себя подождать, пока не уверилась, что сержантша действительно ушла, а не наблюдает за ней в глазок. Убедившись, что за ней не подглядывают, Клодия подползла к углу, где прятала заветный стебель, и схватила его губами. Все так же на коленях она пересекла комнату и нагнулась над водой.
Она сделала первый глоток и почувствовала, как вода тонкой струйкой просочилась в горло. Клодия закрыла глаза от удовольствия, как будто пила какой-то чудесный магический напиток. Она чувствовала, как по жилам разливается новая сила.
Она выпила большую часть содержимого котелка, продлевая удовольствие, пока не стало почти абсолютно темно, но так и не смогла заставить себя съесть липкую кукурузную массу, перемешанную с грязью.
Зажав ручку котелка между зубов, она оттащила остатки воды в дальний угол, где могла растянуть удовольствие на много часов. Она стала устраиваться на ночь, испытывая едва не ли веселье и удивительную легкость в голове, как будто выпила шампанского, а не мутной речной воды.
— Я еще могу кое-что вынести, — прошептала она сама себе. — Им не удастся меня сломать. Я не позволю.
Но ее настроение скоро омрачилось. Почти сразу, как наступила полная темнота в камере, она поняла, что совершила ужасную ошибку, оставив несъеденную пищу на полу.
Прошлой ночью приходила только одна крыса, да и та убежала, стоило только Клодии закричать. На сей раз аромат еды привлек целую стаю. Ее воспаленному воображению казалось, что вся камера кишит ужасными тварями. Вонь, исходящая от них, забивала ей нос — тошнотворный крысиный запах, похожий на запах вареных рогов и копыт. Она вжалась в свой угол, дрожа от холода и ужаса, а мерзкие твари бегали рядом с ее ногами, то и дело задевая ступни, вскрикивая и пища, борясь за крохи кукурузной каши.
Наконец Клодия не выдержала и поддалась панике. Крича, на грани истерики, она начала бешено отбиваться; одна из крыс молниеносно развернулась и вонзила острые, как бритва, зубы в обнаженную ногу Клодии. Девушка снова закричала и задрыгала ногой, пытаясь стряхнуть крысу, но острые зубы только глубже впивались в ее плоть. Но наконец ей удалось отшвырнуть крысу куда-то в темноту.
Крыса, отлетев, ударилась о котелок, в котором еще оставалась драгоценная для Клодии вода. Она услышала металлический лязг о стену камеры и плеск выливающейся на землю воды. Она подползла к перевернутому котелку и в отчаянии зарыдала.
После долгих часов ужаса и страха, когда крысы в конце концов расправились с остатками пирога и растворились в темных трещинах крыши, Клодия наконец расслабилась, вымотанная физически и эмоционально.
— Пожалуйста, Господи, пускай это прекратится. Я больше не могу.
Она повалилась на бок и растянулась в грязи, дрожа и всхлипывая, и наконец погрузилась в мрачную пустоту забвения.
Она проснулась, почувствовав, как что-то копошится в ее волосах и издает странные однообразные звуки прямо над ухом. Клодии, все еще сонной, потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что происходит. Она перевернулась на другой бок, и одна щека оказалась прижатой к полу. Какое-то мгновение она полежала, ощущая, как кто-то дергает ее за волосы и хрустит над ухом. И вдруг ужас вернулся с новой силой.
Крыса жевала ее волосы, обкусывая их острыми изогнутыми передними зубами, чтобы собрать мягкий материал для своего гнезда. На сей раз ужас был так велик, что буквально парализовал Клодию. Она просто оцепенела. Ее всю трясло, желудок сводило в судорогах, а пальцы на руках скрючились от отвращения.
Внезапно она перестала бояться. Страх сменила злость. Одним стремительным движением она вскочила и погналась за отвратительным животным.
Она кружила по камере, следуя за крысой только по звукам. Она больше не пинала животное, но неотступно следовала за ним по пятам. Дважды крыса пыталась взобраться на стену, чтобы спастись, но каждый раз Клодия всем своим телом скидывала ее обратно на пол.