Время умирать

— Бах! — стараясь сохранить честное выражение лица, присоединился Шон. Все окружение генерала буквально захлебнулось от восторженного воя, стараясь перекричать друг друга и изображая взрывающиеся вертолеты.

Кто-то затянул песню, остальные подхватили припев, хлопая в ладоши в такт военному гимну РЕНАМО, раскачиваясь из стороны в сторону и топая ногами.

Уже около двухсот человек пели вместе. Их голоса смешивались, поднимались и опускались, выводя красивые мелодичные африканские звуки, от которых у Шона по спине сразу побежали мурашки и закололо в шее. Посреди толпы стоял генерал Чайна с ракетой на плечах и вел хор. Его голос перекрывал другие голоса, поражая Шона чистотой и силой звука, — просто чарующий тенор, которым не побрезговали бы в любом из мировых оперных театров.

Песня закончилась громкими криками: «РЕНАМО!» Генерал Чайна передал пусковую остановку одному из своих людей и подошел, чтобы пожать руку Шону.

— Мои поздравления, полковник. — Он был серьезен и очень рад одновременно. — Думаю, ты спас все наше дело. Я очень признателен.

— Отлично, Чайна, — саркастически ответил Шон, — только не рассказывай о том, как ты благодарен, докажи это.

— Конечно, извини. — Чайна изобразил сцену раскаяния. — От радости я и забыл, что есть один человек, который хочет тебя видеть.

Шон почувствовал, как учащается дыхание и что-то сжимается в груди.

— Где она?

— В моем бункере, полковник, — генерал Чайна указал на тщательно замаскированный вход в землянку среди деревьев.

Шон грубо протолкался через толпу возбужденных солдат. Он больше не мог сдерживаться и одним шагом перескочил сразу три ступеньки, ведущие вниз.

Клодия находилась в помещении, приспособленном под радиоцентр. Она сидела на скамейке у дальней стены, с обеих сторон от нее сидели надзирательницы. Увидев ее, Шон невольно произнес ее имя, она встала и медленно подошла к нему, пристально вглядываясь, ужасно бледная и все еще не верящая, что это действительно он. Скулы на осунувшемся лице грозили разорвать почти прозрачную истончившуюся кожу на щеках, а глаза казались огромными и бездонными, как полночь.

Приблизившись, Шон заметил следы наручников на запястьях, багрово-синие рубцы, покрытые струпьями, и радость омрачила злость. Он обнял ее. Клодия оказалась тонкой и хрупкой, как ребенок. Несколько мгновений она безвольно стояла в его объятиях и вдруг порывисто забросила руки ему на шею и крепко прижалась к нему. Его удивила ее сила, а когда он прижал ее лицо к груди, ее хрупкое тело в его руках содрогалось от конвульсивных спазмов.

Они стояли прикованные друг к другу, не шевелясь, не двигаясь, пока Шон не почувствовал, что рубашка на груди промокла от ее слез.

— Милая, пожалуйста, не плачь!

Он нежно обеими ладонями поднял ее лицо к себе и вытер большими пальцами слезы.

— Просто я так счастлива, — сквозь слезы улыбнулась Клодия. — Ничто не имеет значения — только то, что ты здесь.

Он взял ее руку и начал целовать шрамы на запястьях.

— Они больше не причинят мне вреда, — сказала Клодия, и Шон повернулся к охранницам, которые все еще сидели на скамейке.

— Ваши матери понесли от гиен, пожирающих падаль, — тихо бросил Шон по-шангански, и они вздрогнули от такого оскорбления. — Убирайтесь отсюда! Вон! Пока я не вырвал ваши внутренности и не скормил их грифам.

Они вспыхнули и опустили головы. Шон опустил руку на пистолет, и тогда обе резво вскочили и выскользнули их землянки.

Шон повернулся к Клодии и наконец-то поцеловал ее. Поцелуй продолжался очень долго. Когда они неохотно оторвались друг от друга, Клодия прошептала:

— Когда они сняли наручники и разрешили помыться, я догадалась, что ты вернулся.

По этим словам Шон ясно представил, через какие унижения и мучения пришлось ей пройти, и его ответ был решительным:

— Ублюдок! Когда-нибудь я заставлю его страдать за то, что он сделал с тобой. Клянусь!

— Нет, Шон. Это больше не имеет значения. Все закончилось. Мы снова вместе. Важно только это.

Через несколько минут в землянку влетел генерал Чайна во главе толпы подчиненных, все еще улыбающихся и оживленных.

Он проводил Шона и Клодию в свои личные апартаменты и, казалось, не замечал, что оба отнеслись к его гостеприимству с ледяной холодностью. Они сели рядом перед его столом, тихо держались за руки и не отвечали на его любезности.

— Я приготовил для вас помещение, — сообщил Чайна. — На самом деле я выгнал одного из мои старших командиров и отдаю его землянку вам. Надеюсь, вы найдете ее подходящей для ваших нужд.

— Мы не рассчитываем задерживаться у вас надолго, генерал, — ответил Шон. — Хотелось бы отправиться к границе вместе с мисс Монтерро самое позднее завтрашним утром.

— Ах, полковник, я хочу предоставить вам все возможные удобства. Отныне вы почетный и привилегированный гость. Без сомнения, вы заслужили освобождение. Однако в тактических целях, это счастливое событие следует отложить на несколько дней. На нас наступают большие отряды ФРЕЛИМО.

Шон неохотно признал его правоту.

— Хорошо, но мы ожидаем пятизвездочного обслуживания. Мисс Монтерро взамен этих лохмотьев понадобится новая одежда.