Время умирать

И тут же следом — леденящий душу раскатистый рык несущейся за ней львицы. Клодия, не сбавляя скорости, бросила взгляд в ту сторону, откуда послышалось рычание, и увидела, что огромная кошка, выскочившая из окаймляющих русло зарослей, несется ей наперерез. В свете фар «тойоты» она показалась ей очень бледной и невероятно большой. На ходу она по-змеиному извивалась всем телом, а от ее рычания у Клодии внутри все похолодело, а ноги перестали слушаться.

Клодия видела, что хвост стремительно нагоняющей ее львицы высоко поднят и неподвижен, как стальной прут, и, даже несмотря на охвативший ее ужас, она мгновенно вспомнила слова Шона. Ее пронзила ледяная в своей ясности мысль: «На сей раз она не остановится, она намерена меня прикончить».

В первый, жизненно важный момент Шон просто не успел осознать, что девочка бросилась бежать. Он как раз осторожно спускался по крутому берегу пересохшей речки, держа фонарь в левой руке, а ружье — в правой. Ружье лежало у него на плече, он придерживал его за приклад, положив большой палец на предохранитель, и поглядывал на старую львицу, которая ползла на брюхе следом за ними. Но он был совершенно уверен, что, поскольку он взял над ней верх в недавней проверке «кто кого», она просто соблюдает необходимые формальности. Позади нее чуть поодаль в траве сидели оба львенка и, вытаращив глазенки, с искренним восхищением наблюдали за происходящим, хотя явно опасались принимать участие в забаве. Молодую львицу он потерял из виду, хотя и был уверен, что именно она представляет теперь наиболее серьезную опасность, уж слишком высокими и густыми были береговые заросли. — Шон почувствовал, как Клодия толкает его, но решил, что она просто споткнулась. Он и в мыслях нe допускал возможности ее бегства, поэтому сразу сообразил, что это она разворачивается для броска к машине. Он все еще искал взглядом молодую Львицу, шаря по кустам лучом фонаря, когда услышал сахаристый хруст речного песка под ногами несущейся к «тойоте» Клодии, мгновенно обернулся и увидел ее, одиноко мчащуюся по сухому руслу.

— Идиотка проклятая! — в бессильной ярости заорал он. С тех пор как эта девчонка появилась в лагере четыре дня назад, она была для него постоянным источником раздражения и не вызывала иных чувств, кроме враждебности. Вот и теперь она грубо нарушила его приказ, и он мгновенно — еще до того, как львица бросилась за девушкой, — понял, что все кончено. Гибель или даже просто ранение клиента для любого профессионального охотника были самым черным позором, который только можно себе представить. Это означало конец его карьеры, конец двадцатилетней работы и усилий.

И, крикнув ей вслед «Идиотка проклятая», он в этих двух словах излил все свои чувства по отношению к бегущей по песку фигурке. Он ринулся мимо Рикардо, который все еще стоял чуть впереди него на тропинке, оцепенев от неожиданности, и в этот самый момент львица выскочила из кустов, где, очевидно, незадолго до этого притаилась.

Русло было буквально залито ослепительным светом фар, поэтому Шон бросил фонарь и мгновенно вскинул ружье. Но стрелять было нельзя, поскольку он оказался в неудачном положении — девушка находилась прямо между ним и львицей на линии огня. Клодия бежала страшно неуклюже, ее ноги увязали в песке. На бегу она смотрела вбок — на приближающуюся львицу и беспорядочно, не в такт шагам, размахивала руками.

— Ложись! — крикнул Шон. — Падай плашмя!

Но она продолжала нестись вперед, не давая ему возможности выстрелить, а львица мчалась ей наперерез. Из-под лап с полностью выпущенными желтыми когтями во все стороны летел песок. На бегу она яростно рычала, а хвост ее был задран и неподвижен.

Тени, отбрасываемые девушкой и огромной кошкой в свете фар на белоснежный песок, казались черными и уродливыми. Они быстро сближались, и Шон сквозь прицел своего ружья видел, что львица подбирается, готовясь к последнему прыжку, но был беспомощен, поскольку не мог выстрелить так, чтобы не зацепить девушку.

В последний момент Клодия споткнулась, ее ослабевшие от страха ноги подкосились, и с жалобным криком она навзничь рухнула на песок.

Шон мгновенно прицелился в центр кремовой груди львицы. Из своего ружья он с тридцати шагов мог бы свободно попасть в две пенсовые монетки, одновременно подброшенные в воздух слева и справа от него. Из своего ружья он убил сотни леопардов, львов, буйволов, слонов — и людей, множество людей во время родезийской войны в буше. Повторного выстрела никогда не требовалось. Теперь, когда цель была открыта, он мог с уверенностью прошить львицу 750-грановой пулей с мягкой, расплющивающейся при ударе наподобие шляпки гриба головкой насквозь — от груди до самого хвоста. Львице пришел бы конец, но не только ей, но и всему сафари и, скорее всего, его лицензии. В лучшем случае его ждали бы многие месяцы следствия и суд. Смерть львицы обрушила бы на его голову гнев правительства и министерства охоты.