Как они с папой познакомились — это долгая история. Собственно, я ее не очень-то и помню. Кстати, сколько мне лет тогда было? Кажется, семь. Ну да, все правильно, я еще той осенью в школу пошла.
В общем, моим родителям дали, наконец, квартиру. Но только мы собрались в нее переезжать, как объявилась еще одна семья, и тоже с ордером. На ту же самую жилплощадь. Короче говоря, дело дошло до суда. И неизвестно еще, чем бы оно кончилось, если бы маме с папой не пришла в голову счастливая мысль: обратиться к адвокату.
Дело сразу же приняло совсем другой оборот. Шумному скандалисту, «качавшему права», теперь противостоял грамотный профессионал. И тут же начала вырисовываться настолько неприглядная картина, что нашего злосчастного ответчика в конце концов взяли под стражу прямо в зале суда. Ордер-то он, как выяснилось, за взятку получил… А дядя Мефодий, тот самый адвокат, стал одним из лучших папиных друзей.
Вот он-то сейчас и стоял в дверях.
— Здравствуй, Алиса… Я так и думал, что это ты.
— А вы, дядя Мефодий, тоже сюда… прошли?
— Что значит «прошел»? Я вообще-то сюда не «прохожу», я сюда возвращаюсь.
— Вы… отсюда? Из Мидгарда? Дядя Мефодий!
— Ну да, отсюда. Только Мефодий я в Верланде, а здесь мое имя — Фаланд.
Что-то смутно знакомое почудилось мне в этом имени, но я промолчала.
— Собственно, я вот по какому делу, — дядя Мефодий обернулся к Тилису. — Ее очень хотел видеть Мерлин.
— Да мы уже закончили.
— Ну и хорошо. Пойдем, Алиса. Привет, Тилис.
Знаменитый Мерлин оказался симпатичным старичком небольшого роста, седым, как лунь, но с необыкновенно живыми зелеными глазами, придававшими ему неуловимое сходство с Тилисом.
Его интересовали решительно все подробности моей вылазки в Иффарин — и почему мне вдруг захотелось исследовать именно Запретную Башню, и что я слышала и видела, сидя в замке, и как мы с Артуром скакали обратно, и с каким звуком в железный мост за нашими спинами ударила молния… А его зеленые глаза, казалось, проницали мою память до самых глубоких ее тайников.
— Похоже, здесь схлестнулись такие силы, о которых у вас в Верланде не имеют ни малейшего понятия, — сказал он наконец. — И хотя алхимики, астрологи и маги древности немало говорили о них, но глас их и тогда уже был подобен гласу вопиющего в пустыне! Ведь это же смешно — у вас, в Верланде, считается верхом экстравагантности говорить, что «и у них есть немало разумного»! Как будто суть постижима разумом!