Читаем Время в судьбе: Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси полностью

…В 1917 г., во время выборов на Петроградскую кафедру, один из будущих лидеров обновленческого раскола священник Владимир Красницкий говорил своему товарищу по Духовной Академии Вениамину (Федченкову), что избрание столичным архипастырем молитвенника Вениамина (Казанского) объясняется желанием «не впутывать нашу епархию в темные дела»[56]. Я привел эту реплику «красного пастыря» прежде всего потому, что в 1922 г. он взял на себя роль самого ярого обличителя Петроградского митрополита, став, по существу, в один ряд с его палачами! Всего пять лет, но как изменился человек! Что двигало им: одно ли честолюбие и безмерная жажда власти? А может быть, нечто иное – страх, вера в правоту новых властителей или еще что-нибудь? Сейчас можно только предполагать. Ясно лишь, что, Красницкий поступил подло: знал, на кого поднял руку и, тем не менее, поднял. В 1917 г. на митрополичьем месте не хотел видеть политика, а желал молитвенника; а в 1922 г. – всего через пять лет – назвал молитвенника «контрреволюционером».

Жизнь ломает человека, порой превращая в полную самому себе противоположность. Кто знает, может быть Красницкий именно так себя повел, потому что считал Вениамина молитвенником – ведь настоящий молитвенник в тех условиях был изначально «контрреволюционен»: Церковь не может поддерживать насилие, если даже оно направлено на «благое» дело «освобождения трудящихся от векового гнета капитала».

Однако не все могут выбрать мученический венец. И далеко не все желают во что бы то ни стало заявить о полной и безоговорочной поддержке новой богоборческой власти. Как быть им, сторонникам «третьего пути»? Им остается лишь лавировать, пытаться примирить непримиримое: свою веру в Бога (и Его обещание даже из камней в случае необходимости воздвигнуть детей Аврааму [Мк., 3, 9]) и свой страх за Церковь и ее чад, вынужденных искать компромисс между поддержкой «народной» власти и собственной принадлежностью к «реакционной, антинародной» Церкви.

Владыку Сергия можно считать сторонником этого пути. Четырнадцать месяцев у обновленцев, затем публичное покаяние (когда Патриарх Тихон вышел на свободу)[57], попытка избежать церковных потрясений любой ценой (даже ценой поддержки явных агентов новой власти – обновленцев), все это свидетельствовало, что митрополит Сергий постоянно искал компромисс, не желая понять, что каждая сделанная им уступка будет вынуждать его делать следующий шаг до тех пор, пока в такой «игре» у Советской власти существует хоть малейшая заинтересованность. Конец же «игры» был предопределен изначально.

Знаменательно, что Патриарх Тихон не включил в свое завещание в качестве возможного преемника митрополита Сергия, назвав вероятными Местоблюстителями митрополитов Агафангела (Преображенского), Кирилла (Смирнова) и Петра (Полянского). Последний и возглавил управление русской Церковью после смерти в апреле 1925 г. Святейшего Патриарха Тихона. Митрополиты Агафангел и Кирилл в тот период времени были лишены свободы.

Ближайший сотрудник почившего Патриарха, митрополит Петр, за пять лет до того принявший постриг и первую (иерейскую) хиротонию от Владыки Сергия, управлял Церковью совсем недолго: в декабре 1925 г. его арестовали. Согласно его завещанию, заместителем Патриаршего Местоблюстителя стал Нижегородский митрополит Сергий (Страгородский). Он получил власть, которой давно добивался, но которая в тех условиях была скорее искушением. Как трезвый политик, митрополит Сергий не мог не понимать, что его будут терпеть (именно «терпеть»!) только до тех пор, пока он предпринимает усилия по «легализации» так называемой тихоновской Церкви. В понимании ответственных работников ОГПУ это значило пойти на полное признание новой атеистической власти, сделать ее арбитром при решении внутрицерковных вопросов (прежде всего, разумеется, кадровых).

«Третий путь» нуждался в очередной корректировке.

<p>V</p>

«Корректировать» же значило лишь одно: постепенно подчинять церковную политику политическим целям партии большевиков, давно и торжественно провозгласившей своей целью искоренение религиозных «предрассудков» на одной шестой части суши. Надо признать, атеисты во главе с начальником VI отделения Секретного Отдела ОГПУ товарищем Е. А. Тучковым знали свое дело, умело внося раздор в церковную среду и пользуясь каждым промахом православных иерархов, желавших добиться «легализации» на старой, многократно декларированной, основе аполитичности Церкви. Впрочем, ОГПУ было в большей степени органом исполнительным, так сказать «материализовавшей» политические установки партийного руководства страны. За работой по разложению Православной Церкви (равно как и других религиозных конфессий Советской страны) бдительно наблюдала Антирелигиозная комиссия (АРК)

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное