Время великих реформ. Золотой век российского государства и права

Идеи Просвещения подорвали в глазах общества легитимность власти[6], основанную на традициях и харизме лидера. Вместо них все большую значимость приобретает легалистский тип легитимности, основанный на вере в формальные правила и процедуры, на основании которых отдаются приказания.

Иначе говоря, институты государства обладают властью потому, что граждане верят, что они были учреждены и функционируют на основании справедливых правил и процедур, установленных законом. А закон был принят по правильной процедуре парламентом, избранным народом в соответствии с общепризнанной процедурой выборов.

Такая концепция власти была выдвинута еще Дж. Локком: «…кто будет судьей, если принц или законодательный орган противоречат истине? На этот вопрос я отвечаю: народ должен быть судьей»[7].

Если отрешиться от пресловутого классового подхода, то так называемые буржуазные революции, случившиеся в XIX в. в Западной Европе, можно было бы назвать мещанскими, а еще лучше – городскими, поскольку их движущей силой и бенефициарами стали не только крупная буржуазия, но и остальные горожане (мелкие городские ремесленники, торговцы, домовладельцы, клерки, люди свободных профессий, образованная часть населения, высокооплачиваемые работники, в том числе и пролетарии, и даже обедневшая аристократия), которых всех вместе ну никак не подвести под определение класса – «относительно больших групп людей, различающихся по их месту в исторически определенной системе общественного производства».

Легалистский тип легитимации власти и государства естественным образом обратил взоры многих мыслителей XIX–XX вв. к проблеме права как такового.

Что такое право? Является ли оно продуктом государства, общества, человеческой психики или промысла божьего? В итоге наблюдалось интенсивное развитие юридической науки, особенно философии и теории права.

Другим явлением, приковавшим внимание общественности к праву, стало победное шествие бюрократии.

Вертикальная, иерархически выстроенная система управления, отделенная от общества и только этим управлением и занимающаяся, которая и называется бюрократией, существовала во всех жестко централизованных государствах, начиная с Шумера, древних Египта, Китая и Рима.

При феодализме централизованных государств не было, а феодал обладал всеми управленческими компетенциями (сам судил, карал и миловал, определял налоги, давал разрешение на брак своих подданных и т. д.). Феодал полностью контролировал подведомственное население в политической, экономической и даже частной сферах. Конечно, были помощники, исполнявшие его поручения, но систему управления они собой не представляли, а были лишь орудием феодального произвола.

Короли централизованных западноевропейских стран – абсолютных монархий, возникших в XVII–XVIII вв., – стремились сохранить полный контроль над подведомственным населением. Карательные органы осуществляли жесткие репрессии против непокорных и инакомыслящих в тандеме со святой инквизицией. Государства такого типа впоследствии получили название полицейских[8].

Однако по мере дальнейшего усложнения общественных отношений, особенно в экономической сфере, количество компетенций, необходимых для государственного управления, резко возрастало. Монархи уже не могли лично контролировать все управленческие процессы и были вынуждены передавать многочисленные обязанности по обеспечению устойчивого функционирования государства чиновникам.

Права чиновников рассматривались как привилегии, которые могли даваться или отбираться у них по личному усмотрению монарха. Четко определенная компетенция чиновников отсутствовала и определялась правителем, который действовал исходя из текущих потребностей и меняющихся настроений.

В условиях отсутствия постоянного разделения труда определение объема полномочий чиновников зачастую было результатом их личного соперничества и борьбы за сферы влияния. Осуществляемое ими управление носило субъективный характер. На первый план в нем выдвигалась конкретная воля управленца, его личное отношение к этому просителю и делу, которое было тесно связано с соответствующими подношениями и иными личными связями. Во многих случаях личное усмотрение дополнялось откровенным произволом, который зачастую выступал непосредственным отражением произвола, допускаемого правителем в отношении их самих.

По мере разрастания управленческого аппарата монарх физически мог назначить лишь ключевых чиновников, которые подбирали нижестоящих. Управленцами становились сыновья дворянских родов, городские обыватели (мещане) и крестьяне. Все они отчуждались от своих социальных подгрупп, не разделяли жизненных задач какого-либо сословия, да и общества в целом.