Время Весны

Я потянул за ручку – пружина пискляво застонала, жалуясь на меня противным голоском. Я протиснулся внутрь, и дверь за мной закрылась с глухим ударом, я оказался в полумраке. В нос ударил запах мела и хлорки, словно здесь решили убрать после выноса покойника. Тишина угнетала – я брёл, натыкаясь на шкафчики, вёдра, ящики, разобранный велосипед и другие предметы, которые и раньше всегда были здесь, но выглядели привычными, и я не задевал их. Теперь же они ловили меня, словно когтями, зло и беззвучно требуя остановиться, а лучше – повернуть и бежать что есть силы прочь. Но я брел в полутьме, замирая и прикладываясь ухом к дверям – и в ответ слышал лишь молчание. Дом превратился в склеп, он дышал холодным страхом. Да, он напоминал проклинающего мир мертвеца, с холодными костистыми лапами и тупыми, но крепкими зубами, готовыми сомкнуться и раздавить меня. В ушах звенело, словно пели полуночные сверчки. Хоть что-нибудь бы звякнуло, пискнуло мышью, а лучше сказало, заголосило или даже заплакало – я бы принял любой звук с облегчением. Я брёл, поднимаясь по готовым сломаться подо мной ступеням, и меня качало, как если бы я шагал по опустевшему, гулкому и сырому трюму корабля, на котором не было никого, кроме меня. Словно за мной поднималась вода, и я медленно тонул в одиноком, бушующем океане…

Чем выше я поднимался, тем больше старался не дышать, словно воздух в коридоре вот-вот мог закончиться. Наконец передо мной оказалась зелёная дверь со сбитой набок восьмёркой. Я застыл и не верил, утирая холодный пот, который катился по лбу, смачивал веки и жёг солью глаза.

Комнатушку моего друга… опечатали.

Я провёл рукой, подержал в ладони какую-то странную бирку, и хотел дёрнуть, сорвать, войти и застать в каморке Эрдмана. Расспросить его – что же, чёрт возьми, происходит со всем домом и, в первую очередь, с ним самим?! Но внутренний голос сказал холодно: успокойся, там, конечно же, никого нет. Разве бывает так, чтобы опечатывали помещение, в котором находится человек? Но что же тогда случилось? Я постучал. Удары, словно камни, падали и осыпались по всему дому, и казалось, что от них дрожат и вот-вот обвалятся стены, похоронив меня под обломками. Но я не мог успокоиться, и барабанил со злобой, будто хотел разбудить этот проклятый склеп, вызвать на себя хоть чей-то гнев, крик – что угодно, но только бы победить эту тишину, разогнать тлен, мрак, паутину, которые, казалось, окутали меня со всех сторон. Я облокотился на дверь, прижался лбом – минуты бежали, и единственным звуком было тиканье моих наручных часов.

Нужно было уходить. Я зашагал по коридору, но тут же замер, повернув голову к обитой двери с цифрой девять – здесь жила тётя Надя, самый близкий для Эрдмана человек. Ну конечно же! К ней он так часто обращался со своими бытовыми нуждами, брал чайник для запаривания своих любимых красных ягод. Неужели и она исчезла? Я стоял, замерев, очень долго, и услышал, как там, по другую сторону, кто-то нерешительно переминался с ноги на ногу, скрипел половицами, невольно выдавая себя. Тётя Надя, как и я, стояла там, приложив ухо, и в страхе ждала…

Я постучал. Квартира вновь отозвалась скрипом.

– Кто? – послышался голос, и мне почему-то вспомнилось, как в детстве мы с друзьями ловили воробьев с помощью верёвок-обманок. Если взять в кулак запуганную серую птичку – она пищала также умоляюще, сдавленно и жалко.

– Тётя Надя, что случилось? – я подождал, но мне не ответили. – Не бойтесь, это я – Николай, Коля, откройте, мне надо поговорить!

Я прислушался – там, за дверью, рыдали, пытаясь заглушить панику ладонями.

– Не открою, уходите! – вопила она.

– Почему? Что произошло? Это я – Коля! Где Карл Леонович?

– Я не знаю никакого Карла Леоновича, и вас я тоже не знаю, поэтому немедленно уходите, слышите, сейчас же!

– Тётя Надя!

– На помощь! Я сейчас закричу в окно!

Я ударил кулаком, и она отпрянула. Не знаю почему, но мне было радостно слышать, как, повалившись тучным телом, женщина задела вёдра, таз, или ещё что-то железное. Злоба разбирала меня, и я бежал вниз по лестнице, бил, валял ногами любые предметы, попадавшиеся на пути. Как я обрадовался, когда с грохотом упал огромный шкаф, кажется, он даже раскололся, но я не оглянулся посмотреть. Так вам, так! Схоронились, ироды! Молчуны позорные! Мне было до безумия радостно представлять, что от каждой двери в эти минуты шарахались люди-мыши.

Но вовсе не местные трусливые обитатели, а сам дом, его огромная туша внезапно обрушилась на меня. Под ногами закачался пол, и у самого выхода я споткнулся о швабру и с грохотом ударился головой о стояковую трубу. Долго лежал, захлебываясь спёртым воздухом и боясь пошевелиться. Искры поблескивали перед глазами, слух наполнился глухим шумом. Поднялся, и замер от ужаса – темный коридор наполнили диковатые рожи, ряженые клоуны вертелись и играли на дудках, черти оседлали петухов, призрак в длиннополой рубашке проплывал мимо и забрасывал разноцветную стружку. Я поморщился, и дикие видения растаяли.