Время вестников

Почтеннейший Лев Треда, встречи с которым теперь происходили все реже и реже, тоже вознамерился покинуть прецепторию. Его рана затянулась, и константинопольский обыватель более не нуждался в услугах лекарей. Он возвращался домой, о чем с некоторым сожалением в голосе поведал Гаю.

Наступившие холода не позволяли, как раньше, провести мирный вечер в беседке за игрой в шахматы. Последнюю партию франк и ромей сыграли в комнате мессира Гисборна, натопленной и приобретшей некоторые черты обжитости.

Гай искренне огорчился. Советы и ненавязчивая помощь господина Льва помогли ему преодолеть растерянность первых дней в столице Империи. Если бы не кирие Треда, еще неизвестно, что бы сталось с потерявшимся чужаком в чужой земле.

Грек выслушивал благодарности Гая с привычной полуизумленной, полуиронической улыбкой, словно не веря, что сказанное относится именно к нему. Пожав плечами, он заявил: на его месте так поступил бы каждый. Осведомился, достиг ли кирие Гай успеха в своих поисках. Дескать, все насельники прецептории – и светские, и духовные – увлеченно обсуждают перипетии удивительной истории. Делаются даже нешуточные ставки, удастся франкскому воителю отыскать некую пропавшую деву или нет? Лично он, Лев Треда, рискнул пятью номизмами в пользу европейского рыцаря.

Мессир Гисборн растерянно заморгал. Покраснел. Сгоряча решил вздуть болтливого Либри. Напомнил себе, что это – Византия, где охота за чужими секретами впиталась в плоть и кровь всякого уроженца Империи. Конечно, его тайна давно сделалась общим достоянием постояльцев странноприимного дома. Даже без участия сплетника Анастасиоса.

– Ну и плакали ваши пять номизм, – мрачно буркнул Гай. Подтолкнул к сидевшему напротив Треде стопку пергаментных листов: – Вот они, женщины, которых я повидал. Все оказались не той, что я ищу.

Кирие Лев с интересом пролистал списки, выразительно поднимая бровь и еле слышно хмыкая.

– Кирие Анастасиос напел мне в уши, якобы вы не знаете о своей загадочной даме ровным счетом ничего, кроме самых общих примет, – поделился он. – Зачем же вы тратите время и деньги на ее розыски? Впрочем, если это слишком личное дело, я нижайше прощения и умолкаю.

«Зачем? Ради чего?» – ноттингамец столько размышлял над этими простыми вопросами, что даже обрадовался возможности произнести тревожившие его мысли вслух. Вдруг мессир Лев, как человек куда более умудренный опытом и наверняка много знающий о женских повадках, убедит его в том, что поиски не имеют смысла?

– Я знал эту женщину под именем Изабель, – медленно начал Гай, старательно подбирая латинские слова. – Нам выпало вместе путешествовать через Пуату и Лангедок. Это области в Европе. Мы провели рядом два месяца. Потом Изабель бежала. Мой компаньон заподозрил ее в том, что она… э-э… как бы поточнее выразиться… трудится в пользу византийского престола. Вот и вся история. Могу только добавить, что никогда прежде я не встречал ни одной женщины, подобной ей. Она лживая, хитрая и коварная, как Раав из Библии. Она тверже камня и гибче стали. Ничего и никого не боится. Всегда знает, как поступить. Мне просто хотелось увидеть ее еще раз. Сказать, что я стал лучше понимать причины ее поступков… и не осуждаю ее. Теперь я вижу, сколь нелепой и неисполнимой была моя мечта. Если Изабель и прячется где-то в Константинополе, ее не найти. Полагалось бы еще скорбно добавить «Мое сердце разбито», только это не так. Слишком уж плохо и мало я был с ней знаком. Но мне печально оттого, что я потерял ее и больше никогда не увижу. Я думал: найду Изабель, уговорю бросить ее самоубийственное ремесло, увезу с собой…

Лев Треда слушал сбивчивую речь франка в глубоком молчании. Губы его сошлись в одну тонкую линию, насупленные густые брови сдвинулись к прямой переносице. Казалось, его вынуждают принять некое важное решение, от которого зависит его жизнь – а он не в силах перешагнуть черту. Треда пристально смотрел на франка, вертя в пальцах костяную фигурку шахматной королевы. Гай недоумевал – что в коротком рассказе могло вызвать у почтенного Льва столь сильное душевное волнение?

Грек колебался, и выбор был для него мучителен. Внезапно он переставил фигуру с клетки на клетку, и встал, скрипнув ножками резко отодвинутого табурета.

– Вы можете пойти со мной? – сквозь зубы спросил он. – Прямо сейчас. Доверившись и ни о чем не спрашивая?

Вместо ответа мессир Гисборн поднялся на ноги.

Ромей и франк вышли за ворота прецептории, днем всегда стоявшие открытыми – символ того, что братья святого Иоанна не откажут в помощи никому из страждущих. Подле ворот двое служителей прецептории раздавали нищим из большого медного чана остатки трапезы постояльцев. Мессир Гай и его провожатый свернули направо и долго шли вдоль протяженной каменной стены, сложенной из желтого известняка и обросшей, как днище корабля ракушками, десятками лавчонок и навесов. Когда стена закончилась маленькой угловой башенкой, путники углубились в лабиринт узких улочек, на очередном перекрестке повернув влево.