Время вестников

– Полный провал, – развел руками Дугал. – Пить – пили, сплетничать – сплетничали. Как доходит до дела – молчок. Я уж и так, и эдак заходил – ничего. Должно быть, у базилевсов платят не в пример больше… Еще я пытался сговориться с прислугой, поставляющей в Палатий всяческое добро. Там дело пошло легче. Мне удалось подкупить одного бедолагу и заменить его. Без толку: повозки из города допускаются только во внешние дворы. Там грузы уносятся внутрь другими слугами, дворцовыми. И все это – под бдительным надзором стражи. Чтоб не стянули чего или, наоборот, не подсунули товар с гнильцой.

Он прервался, отхлебнул из поставленной перед ним кружки и скривился:

– Что за гадость? Лошадиная моча?.. Так вот, после всех этих неудач сел я крепко поразмыслить. И решил, что поступаю неправильно. Надо зайти с иной стороны.

– Это с какой? – не понял Амори.

– С морской! – подняв палец, наставительно сообщил кельт. – Фасадом и воротами дворец выходит в город, на площадь Августеон, это так. Но расположен-то Палатий на здоровенном мысу! И я решил заделаться рыбаком. Наведался в гавань и купил неплохую плоскодонку. Даже честно уплатил налог на владение ею.

– Так ты теперь судовладелец? – хмыкнул Ибелен.

– …В гаванях я свел уйму полезных знакомств. Заодно вступил в почтенное сообщество «ночных рыбарей» – которым тоже пришлось выставить угощение. Закон совершенно ошибочно полагает их мелкими жуликами, ворами и преступниками. Милейшие ребята.

Шотландец предпочел умолчать о том, что его знакомство с гильдией контрабандистов Константинополя сопровождалось весьма оживленной потасовкой.

– Мои новые знакомцы почти каждую ночь таскаются под стены Палатия. Знаете, зачем? – заинтригованный Ибелен отрицательно покачал головой. – Доставляют тамошним обитателям разные полезные вещицы. Украшения, арабские зелья, книги, драгоценности, письма. Порой тайком увозят кого-нибудь, порой привозят. Дворцовая стража прекрасно знает об этом промысле, но помалкивает – им ведь тоже доля причитается. Иногда, для порядка, кого-нибудь ловят и вздергивают.

– Чуден мир Господень, – признал тирский барон. – Ты надеешься вместе со своими друзьями навестить Палатий?

– Уже навестил, – с гордостью похвастался Дугал. – В компании. Завтра прогуляюсь один, чтобы никто под ногами не крутился. Жаль, ваши дворцовые знакомцы так скудно поделились сведениями, ну да не в первый раз. Мне бы только пробраться внутрь. На месте все обычно становится понятнее.

Назначенная д'Ибелену встреча у Портика дворца Юстиции состоялась на несколько часов позже условленного срока, когда Амори обреченно счел, что ничего и никого не дождется. Ибелен не меньше сотни раз пересек широкую площадку перед входом во дворец, скучающе разглядывая римские статуи и местную публику – стряпчих-нотариев всех мастей, их помощников, клиентов и просто зевак. Отметил местную диковину: к розоватым мраморным колоннам на высоте двух-трех человеческих ростов были весьма варварски приколочены развесистые оленьи рога. Много, не меньше трех десятков. Слухи гласили, будто сие – издевка базилевса над мужьями, чьи супруги вольно или невольно удостоились благосклонности правителя Империи.

Внизу широкой лестницы вспыхнула быстрая потасовка – воришку схватили, что ли. Слоняющееся по площадке общество устремилось посмотреть… и в суматохе кто-то на удивление ловко сунул в руку д'Ибелена маленький деревянный тубус, в каких обычно хранят важные документы.

В тубусе лежал намотанный на полированную кедровую палочку кусок светло-желтого шелка размерами две ладони на две, с нанесенными на нем очертаниями Палатийского мыса, далеко врезавшегося в воды бухты. Там и сям были разбросаны многочисленные строения, изображенные в виде прямоугольников. Ближе к окончанию мыса здания стояли особенно плотно. Прямо в их скопление вонзалась тонкая красная стрелка. Выполненная скорописью подпись на греческом туманно сообщала: «Зверинец, одноглавый храм, золотые кони. Внутренний двор с фонтаном в виде прыгающих рыб».

– Не много, – признал Дугал. По мнению д'Ибелена, «не много» было совсем не подходящим словом. Конфидент отправлялся в полнейшую неизвестность. Уже одно это вынуждало барона Амори признать, что его спутник, несмотря на многочисленные недостатки, зловещее свое ремесло лазутчика изучил в совершенстве.

…Отсюда, с покатой крыши неизвестного здания, Палатий представал скоплением малых и больших построек, старых и новых, обросших за столетия вспомогательными помещениями и связанных воедино многочисленными галереями и переходами. Свет факелов смутно вычерчивал их контуры, кое-где приглушенно светились полукруглые окна – многолюдный людской муравейник к ночи затихал, но полностью в сон не погружался никогда. Где-то в этом лабиринте скрывался его господин и повелитель… Знать бы только, где именно.