— Извольте видеть, Влахерна, одно из престрашных городских узилищ, — госпожа Склирена с явственным удовольствием созерцала, как горожане рассыпались по тюремным дворам, отпирая или взламывая все двери подряд. Кто-то пронзительно заголосил, обнаружив в камере родственника. — Под завязку набитое невинными жертвами Андроника. Надо бы для наглядности вздёрнуть коменданта, но эта крыса опытная — вовремя улизнул… Да, кто-то из постояльцев наверняка оказался здесь вполне заслуженно, но сейчас это не имеет значения. Потом отправлю кого-нибудь разгромить Нум
Заметив, что на обширном дворе тюрьмы начали появляться первые выпущенные на свободу узники — измождённые, еле держащиеся на ногах, бессмысленно таращащиеся вокруг ослеплёнными глазами — Зоэ подобралась и тихонько откашлялась. Гай искренне удивлялся, как девица умудряется столько говорить, причём громко, да ещё так, чтобы заставить себя слушать.
Англичанин не ошибся в предположениях. Последовала новая речь императрицы, короткая и ёмкая, посвящённая как произволу и насилию, чинимому династией Комниных вообще, так и противозаконным деяниям кесаря Андроника в частности. В завершение своей тирады Зоэ обличительно ткнула указательным пальцем на белые стены дворца Юстиции.
Толпа ликующе заулюлюкала. В воздухе вновь замелькали камни и палки, полетевшие в окна дворца. С неразличимым в общем гаме звоном посыпались разбитые стёкла.
— Факел мне! — громко потребовала Зоэ. С разных сторон ей протянули по меньшей мере десяток. Схватив первый попавшийся и наскоро прицелившись, она швырнула в ближайшее окно. Факел не долетел, оставив на известняковой стене размазанный чёрный след. Склирена повторила попытку, на сей раз успешно. Кувыркнувшись, огненный комок исчез в чёрном оконном проёме. — Жгите! Пусть оно сгинет навсегда — вся скверна, вся клевета, все доносы!.. Гори огнём!..
— Истинный рассадник зла, хранилище податных списков, — вполголоса и только для Гая добавила Склирена, когда горожане с небывалым азартом принялись закидывать дворец факелами. Кто-то уже ломился в запертые бронзовые двери, соорудив из брёвен незамысловатый таран. — Всякий раз при бунтах их палят и какое-то время благоденствуют. Потом начинается сущая мука с заведением новых. Ну, как там мои добрые подданные? Дворец жаль, изгадят ведь от подвала до чердака, твари неразумные… Утащат всё, что не прибито гвоздями. Лишь бы стены уцелели… Потом изловим особо рьяных разрушителей и приговорим к работам на строительстве.
Честя сквозь зубы увлёкшихся сторонников, Зоэ Карвона умудрялась сохранять на лице вдохновлённое и торжествующее выражение человека, восстанавливающего попранную справедливость. Она была само благородство, порыв и убедительность — и ноттингамец всё чаще ловил себя на том, что вновь поддаётся очарованию новой личины ромейки. Начинает искренне верить, что Зоэ именно такова, какой желает казаться.
Подожжённый со всех сторон дворец Юстиции заполыхал, превратившись в каменную коробку, наполненную алым и жёлтым пламенем. Истошно орали бунтовщики. Склирена озабоченно косилась на небо — оно уже начинало сереть, день перевалил за половину. Ей очень хотелось знать, вернулся базилевс Андроник в город или нет. Как было бы замечательно, если бы он прибыл! Тогда отпадала тяжкая необходимость ловить его по всей стране, пресекая выступления низложенного правителя против новой власти. Палатий — это ловушка. Остаётся надеяться, что разъярённый дерзостью подданных базилевс в неё вляпается.
Дав соратникам вволю накричаться, празднуя победу, базилисса пнула коня, въехав на небольшое каменное возвышение посреди площади. Неяркое зимнее солнце искрами поблёскивало в старинных сапфирах диадемы.
На сей раз Зоэ не стала произносить никаких речей. Она спрашивала колыхавшее вокруг людское море, повышая голос в конце каждой фразы до пронзительного, режущего душу вскрика — и толпа отвечала ей криками, хохотом, устрашающим рёвом, от которого закладывало уши. В какой-то миг мессиру Гисборну помстилось, что Зоэ перегибает палку. Сейчас самоуверенная девица не справится, константинопольские горожане вырвутся из сплетённых ею незримых оков — но ромейка точно знала, что делает. Если сравнить настроение толпы с лежащим на наковальне железом, теперь под ударами молота оно приобретало ослепительно белый цвет: Прочный металл тёк и плавился, превращаясь в будущее смертоносное лезвие.
— Вперёд! За мной! К Палатию! — воззвала девица из рода Склиров. Народ Константинополя покорно тёк следом, как разлившаяся река в половодье, походя сметая любые преграды.
Несколько седмиц назад Гай Гисборн из королевства Английского уже стоял здесь — изумлённый гость Империи, с трепетом взирающий на чудеса и диковины незнакомой страны. Главные врата палатийских дворцов, их преданный страж и защитница, Халкидия казалась совершенно неприступной. Ещё бы: тройной пояс могучих, оставшихся с римских времён укреплений, бронзовые решётки, таящиеся в стенах ловушки, стоки для кипящей смолы и бдительная, неподкупная стража.