Время Вьюги. Трилогия

Наклз давно подозревал, что история представляет собою скорее направленный необратимый процесс, нежели что-то иное, и время ее не имеет ни малейшего отношения к тому времени, которое гимназисты в тетрадках по физике обозначали буквой «t». Время как бы распадалось на два несовпадающих по скорости и направлению потока: его, Наклза, жизнь, которую можно было отмотать назад и поглядеть, что было за пять, десять, двадцать лет до нынешнего дня, и еще на один поток. Или, скорее, круто уходящую вверх спираль. Ее нельзя было даже мысленно перечесть назад. Терялись сцепки и причинно-следственные связи. Жернова истории мололи мир, ее маховик раскручивался все быстрее, безумная круговерть подхватила тысячи людей и бросила навстречу друг другу.

А Каллад спокойно спал и, наверное, видел хорошие сны.

Если бы кто-то спросил Наклза, что не так, он бы твердо ответил: «Лихорадит историю». Потому что ничего другого в Каллад гарантированно не лихорадило. Солдаты в новеньких шинелях с песнями грузились в эшелоны, как грузились туда их отцы тридцать лет назад. Мрачноватые офицеры хмурили брови и обещали вернуться к концу весны, привезя женам и детишкам корзину рэдских яблок, вызревавших необыкновенно рано. Художники, как и раньше, рисовали нечто такое символически-мистическое, совершенно непонятное, но, по слухам, талантливое. Поэты средней руки наперебой воспевали нежных Маришек, которых добрые калладцы освободят от имперского гнета. Хорошие поэты молчали или писали о том, о чем пишут обычно — о любви. Безо всякой псевдопатриотической чуши и «нежных Маришек». Государственные театры давали блестящие спектакли. Балетная группа Тэссина была выше всяких похвал. Газеты грызлись между собой с остервенением, до которого дойдет не каждая свора голодных собак. Матушки оплакивали падение нравственности, пустые музеи и переполненные публичные дома. Гимназисты украдкой бегали по борделям и сомнительным пьескам, гимназистки потихоньку вдыхали эфир и все они, иногда совместно со студентами, периодически стрелялись и травились из-за роковой любви или двойки по химии. В основном, бестолково и неудачно.

Мир оставался прежним.

Магрит, ранним утром третьего числа по слогам прочитавшая газетный заголовок, к удивлению Наклза не схватилась за нож и не стала крыть его последними словами, как приспешника злобных сатрапов. Девушка просто закрыла лицо руками и горько зарыдала. Видимо, в русой головке уже поселилось какое-никакое чувство реальности, и оно подсказало, что кулаками махать поздно.

Наклз бегал по академическим делам, пытаясь попутно состряпать новоявленной «родственнице» хоть какие-нибудь документы. При слове «племянница» специалисты по щекотливым вопросам дружно цвели в двусмысленной улыбке и сообщали, что «как мужчина мужчину» они его, конечно, понимают, но пока метрических свидетельств в продаже нет.

Дэмонру и всех ее знакомцев он почти не встречал. Только утром третьего числа получил записку, в которой указывался номер поезда и час отправления. К назначенному времени Наклз взял извозчика и добрался до вокзала. Там было черно, людно и шумно. Сквозь ночь летело мелкое снежное крошево. Тоскливо стонали паровозные гудки. Толпа гудела, какая-то тоненькая поэтесса миленьким сопрано читала скверные патриотические стихи. Какой-то сынок крупного дельца даже догадался притащить корзину гвоздик. Головки цветов скорбно пожухли. Парень невнятно ругал пройдоху-продавца по матери. Стайка неведомо как попавших сюда гимназисток громко восхищалась благородным порывом и боевым духом воинов. Благородные воины из простых курили, покрякивая от мороза, и периодически посылали барышень на известный простому народу адрес. Хорошеньких, кроме поэтессы, на платформе не оказалось.

Все это Наклз фиксировал чисто механически, пока пробирался через шумно дышащую и гомонящую толпу. Сперва он увидел Магду. Женщина возвышалась в конце платформы, как корабельная мачта. Узнал ее Наклз по исключительно безвкусной шапке и внушительному развороту плеч. Командирский рык майора Карвен пробился сквозь метель несколько позже. Она поучала свою сестричку, Эйрани, известную красавицу известных нравов. Жизненные советы, которые Магда оставляла младшей сестре, в основном касались той сферы жизни, которую Наклз вообще предпочитал не обсуждать, тем более, на людях. Денщики с интересом слушали и порой кивали, уважительно поглядывая на такой светоч знаний. Дэмонра обнаружилась чуть дальше, у самых перил. Она говорила с Рейнгольдом. Законник в шумящей толпе, периодически выдающей очень непечатные выражения, казался несколько потерянным. Он близоруко щурился и пытался прикрыть Дэмонру от ветра. Это было совершенно невозможно: хорошая калладская метель мела сразу во все стороны. Нордэна обернулась и встретилась с Наклзом взглядом, что-то проговорила Рейнгольду, а потом, активно работая локтями, сквозь толпу поспешила навстречу.

— Я рада, что ты пришел! — перекрикивая метель, сообщила Дэмонра. — Да кто ж тебе завязывал шарф? Руки бы оторвала!