Время вне времен

Христианская трансценденция таким образом почти полностью утилизирована. Западная цивилизация овеществила ее в конкретных технологических и социальных конструктах. Это, конечно, еще далеко не Царство Божие, составлявшее общественный идеал Европы в течение многих веков, но мистическая перспектива, которую христианство ранее перед человечеством открывало, ныне, по завершению индустриальной фазы развития, оказалась безнадежно исчерпанной. Западное сознание утратило мистическую вертикаль. Вечность превратилась во время, лишенное метафизической перспективы.

Без будущего

Истощение трансцендентного измерения породило на Западе жестокий кризис футурологии. Фактически, западная цивилизация не имеет сейчас целостной концепции будущего и при стратегировании развития, переводимого затем в конкретные геополитические решения, опирается на доктринальные прозрения Ф. Фукуямы, Э. Тоффлера и С. Хантингтона. Эти доктрины не сводимы пока в единый концептуальный сюжет, но как палеонтологи по разрозненным костям, найденным при раскопках, более-менее достоверно восстанавливают облик древних рептилий, так по базисным дискурсам ведущих западных футурологов можно реконструировать нынешнюю прогностическую направленность евро-атлантической цивилизации.

Френсис Фукуяма, американец японского происхождения, повторяет вслед за Гегелем мысль о «конце истории». По мнению Фукуямы, после крушения фашизма и коммунизма у либерального (западного) мировоззрения нет больше стратегических конкурентов: российский (советский) экспансионизм, скорее всего, уже не возродится, китайский (коммунистический) экспансионизм тоже безвозвратно исчез, теократические или националистические государства бесперспективны, поскольку представляют собой прошлое, а не будущее. Мы присутствуем при завершении идеологической эволюции человечества, при торжестве западной демократии как окончательной формы правления. В результате основной коллизией современности Фукуяма считает конфликт между странами, уже принадлежащими к «постистории» (то есть, собственно Западом и его союзниками – АС), и теми странами, которые по-прежнему пребывают «в истории» (то есть, развивающимися государствами Третьего мира – АС) [9].

Позже, однако, наблюдая подъем коммунистического Китая, взлет «восточных тигров»: Южной Кореи, Тайваня, Малайзии, Сингапура, возрастающую пассионарность Мира ислама, отвергающего западное представление о либерализме, Фукуяма несколько скорректировал свои выводы, назвав главной трудностью Запада уже не конфликт двух времен – истории и постистории – а эпоху разрыва, определяющую собой все остальное, то есть переход от индустриальной цивилизации к информационной, за который, как он считает, человечеству придется заплатить огромную цену [10].

Примерно то же, хотя и в более общих координатах, утверждает концепция Тоффлера. Придерживаясь разработанной им крупномасштабной схемы истории, Э лвин Тоффлер,приобретший известность еще в 1970-х годах книгой «Футурошок», также считает, что основной конфликт нашей эпохи – это не конфликт «Запад – Юг» или «Запад – Восток», а конфликт трех миров, существующих одновременно: аграрного, промышленного и информационного. Причем, по мысли Тоффлера, информационное общество, которое сейчас возникает, станет обществом по-настоящему творческим (креативным), главным его ресурсом будут не капиталы, а знания, в связи с чем власть от демократии большинства перейдет к транснациональному меньшинству. Утвердится своего рода «постиндустриализм для избранных». Этим новое общество будет принципиально отличаться от предыдущих форм человеческой цивилизации [11].

Однако наибольшее прикладное значение имеет, на наш взгляд, концепция С. Хантингтона о конфликте цивилизаций. Профессор Гарвардского университета Самюэль Хантингтонзначительно конкретнее других авторов. Он прямо утверждает, что период господства одной (западной) цивилизации завершается, мир вступает в эпоху мультицивилизационного взаимодействия: модернизация экономики привела к росту могущества незападных цивилизаций, и культурное разнообразие Востока и Юга ныне бросает вызов западному универсализму. Войны наций, характерные для XIX века, и войны идеологий, преобладавшие в веке XX, сменяются войнами цивилизаций с расстановкой сил по принципу «Запад и все остальные». Этот процесс, с одной стороны, обостряется глобализацией, которая, делая мир «тесным», способствует возрастанию числа межцивилизационных контактов (предъявлению идентичностей), а с другой стороны, провоцируется и самим Западом, фактически силой навязывающим Третьему миру свою систему ценностных приоритетов [12].