Читаем Время воды полностью

Судя по расписанию, сейчас был перерыв между третьей и четвертой парами — время большой перемены, гвалта и кучи-малы. В коридоре не было ни души. Разбираемый любопытством, я заглянул в ближайшую аудиторию. Здесь тоже никого не было. То есть был, но давно: в начале двадцатого века где-то здесь, согнувшись под партой, прятался от жандармов гений революции Владимир Ульянов. Об этом сообщала мраморная доска, прикрепленная на стене слева от кафедры.

Первым и последним человеком, которого я встретил в институте в этот день, оказался профессор Снетков. Он читал теорию автоматизированных систем управления. Именно теорию, так как автоматизированных систем в реальном осязаемом мире еще не существовало. Подозреваю, что и по сей день они существуют только лишь в виде формул, чертежей и макетов из папье-маше.

Я обнаружил Снеткова в лаборатории электромагнитного излучения. Узнал его по свернутой в штопор спине и копне жирных льняных волос. Снетков сидел спиной к двери и, словно голодный весенний дятел, неистово колотил по клавишам карманного калькулятора. Почуяв присутствие постороннего, он вздрогнул и, едва не вывихнув позвоночник, накрыл калькулятор газетным листом.

Снетков не узнал меня. Его глаза за толстыми линзами очков часто мигали и, казалось, не видели ничего. Я подумал, что он, должно быть, стоит на пороге великого открытия или вот-вот за него шагнет. Профессор поднялся со стула, загораживая собой содержание разложенных на столе бумаг. Он выглядел решительным и, казалось, был готов выпрыгнуть в широкое, плохо вымытое окно, если того потребует ситуация. Если открытие касалось безопасности государства, то вел он себя вполне логично.

Снетков выровнял очки на носу и, пристально глядя в мое левое ухо, выдохнул:

— Кто бы вы ни были, передайте Барбосу, что сейчас у меня нет денег, но я знаю, как решить проблему, и прошу дать еще один месяц.

Я не знал, о чем идет речь, и поспешил устранить недоразумение:

— Владимир Вениаминович, вы, наверное, меня с кем-то спутали. Я — Попов, Виктор Попов, студент пятого курса. Демобилизовался.

— Попов? Тот, что изобрел радио? Нет? Ах, да, — профессор снова потрогал очки, на этот раз более уверенно. — Вы, что же, знакомы с Барбосом?

— Не думаю. Я в городе всего три дня, никого из своих не видел и не знаю, что вокруг происходит. Хочу восстановиться и, может, подработать у вас лаборантом, пока пишу диплом.

— Диплом? — Снетков хмыкнул и, приподняв полы мятого в серую крапинку пиджака, опустился на край стола. — А я помню тебя, Попов, ты был неглупый малый. Выполнял тот минимум, который обеспечивал стипендию, прогуливал корректно, умеренно выпивал. Я прав?

— Наверное, — я пожал плечами.

— А как же ты умудрился попасть в эту чертову армию, у нас же военная кафедра?

Я замялся, я не знал, способен ли профессор воспринять мои объяснения.

Военная кафедра гарантировала стопроцентный иммунитет от срочной службы и являлась главной причиной, приведшей меня в этот ВУЗ. Оказалось, что иммунитет есть не у всех. Это случилось два года назад, осенью, когда до окончания призыва оставались считанные дни. Один мой хороший приятель уже собрал вещмешок, и мы выпивали на его проводах, разговаривали и слушали музыку. Это была группа одного хита «Status Quo». Во время всем известной строчки «You’re in the army now…» мне пришла в голову идея о том, как спасти товарища. Я решил, что можно обмануть военкомов, если принести в пункт сбора любого мертвецки пьяного человека вместо нашего друга. И затем, перед самым этапом, перед посадкой на поезд, объявить о факте подмены. Человека отпустят на волю, а наш друг выиграет еще полгода свободы. Затея понравилась всем, осталось выбрать муляж, и мы стали бросать жребий. Жребий указал на меня. Я напился, как следует, до двоящихся зеленых соплей, и так вошел в роль, что уже стал считать своей девушкой девушку моего приятеля. В тот вечер события развивались стремительно, я мало ел, много пил и слишком быстро устал. А рано утром меня, крепко спящего, отнесли на руках в военкомат… План удался наполовину, ибо не учитывал психологию и образ жизни тыловых офицеров. Мог ли я предусмотреть, что военкомы тоже будут пьяны вдрызг и забреют в армию всех, кто попался им на глаза?.. Так я получил призывную повестку и скоро оказался в Костамукшах. Путь назад длился два года.

Профессор выслушал меня с сочувствием, а когда я закончил, достал сигарету незнакомой мне марки и прикурил от бензиновой зажигалки.

— Я, однако, думал, что ты ушел добровольцем. По личным мотивам. А ты, оказывается, попался на свою же удочку. Для армии ты действовал слишком умно, а умничать с глупцами опасно, — его голос содержал бархатистую хрипотцу, которую можно встретить у опытных лекторов и хороших актеров. — Впрочем, это все молодость. Я в твои годы вел себя точно так же. Ты куришь?

Я кивнул, он протянул мне пачку. Его сигареты оказались ароматными и мягкими, но очень быстро сгорали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза