Леонид Витальевич поднялся. Ему уже было всё равно куда и зачем. Ноги подкашивались, голова кружилась, но хуже всего — не слушался язык. Он вышел в коридор, сопровождаемый конвойным, который, впрочем, его не держал, а поддерживал насколько мог аккуратно, под руку. Но, едва сделав шаг, он нос к носу столкнулся с человеком, которого меньше всего ожидал тут увидеть.
Не медля ни секунды, Натали с ходу залепила ему пощёчину.
— Сволочь! Козёл! Доигрался? Сколько можно, Лёня? Сколько, я тебя спрашиваю, можно?
Пощёчина у неё получилась славная, аж голова мотнулась в сторону. Петро профессионально дёрнулся, но Волк его остановил жестом, показывая, что всё в порядке.
— Вы кто, женщина? И как сюда попали? — возмутился конвойный.
— Жена я его, вот кто! И меня сюда вызвали среди ночи! — завизжала женщина. — Я в чём была лечу к вам, а вы спрашиваете, кто я такая?!
Петро озадаченно разглядывал нарядную дамочку в вечернем тёмно-зелёном платье, туфлях на высоком каблуке, с сумочкой в тон и при полном макияже, пытаясь понять, откуда она тут материализовалась. Волк же стоял с обречённым видом и молчал.
— Меня по телефону уже спрашивают, не знаю ли я Елизавету Петрашевскую! — продолжала орать дамочка. — Нет, я её не знаю! Кто это, Лёня? Очередная из твоих потаскух? И что ты натворил? Почему ты здесь? Она что, несовершеннолетняя? Знаешь, это последняя капля! Я с тобой разведусь! Что ты молчишь?! Сказать нечего?
— Не-не-не…
— Ой, не начинай, пожалуйста! Не надо разыгрывать спектакль, что тебе плохо и все должны вокруг тебя бегать. Меня ты этими фокусами не проведёшь! Похотливая скотина!
Волк развернулся и сам пошёл по коридору, благо тут было только одно направление. Петро, опомнившись, за секунду его догнал. Натали ещё что-то кричала им вслед.
— Супруга, — понимающе то ли спросил, то ли констатировал конвойный. — Бабы кого угодно в гроб загонят. У меня такая же.
Наконец-то его оставили в покое. Приглашённый врач пытался выяснить, чем Волк болеет, на что жалуется, но, так и не получив внятного ответа, разобрался сам — уже побелевший, трёхлетней давности, но всё ещё хорошо заметный шрам, идущий через всю грудь, мог рассказать гораздо больше, чем его заикающийся обладатель. Доктор посетовал, что нет кардиографа, измерил давление и дал какие-то таблетки. Волк их взял, но пить не стал, на дальнейшие вопросы о самочувствии утвердительно покивал, и от него отстали. И вот теперь он лежал в одноместной камере с болотно-зелёными крашеными стенами на узкой и скрипучей кровати с таким же болотно-зелёным казённым и дурно пахнущим одеялом. Единственное в комнате окно было зарешёчено, красноречиво свидетельствуя, что здесь ты не просто больной, ты — зэк. И не расслабляйся. Все эти вежливые «Леонид Витальевич» и «вы» — не более чем игра в доброго следователя, чуть ли не поклонника артиста. А вот запоры на металлической двери звякнули весьма натурально. И жрать тебе, Леонид Витальевич, принесут сегодня в жестяной миске, если вообще принесут.
Но не это, совершенно не это занимало сейчас его мысли. Все ужасы сегодняшнего дня, начиная с окровавленной Лизы и заканчивая бьющим в глаза светом в комнате допросов отступали перед диким, звериным страхом — оно вернулось. Спустя четыре десятка лет! Сейчас, когда он ожидал от жизни каких угодно неприятных сюрпризов: потери голоса или угасания зрительского интереса, проблем со здоровьем и естественного ухода близких людей, импотенции, в конце концов. Ожидал и внутренне себя готовил. Какие-то ожидания оправдывались, какие-то, к счастью, нет. Он пока что был востребован как артист, а голос, хоть и не звучал как в молодости, но всё же оставался вполне приличным, даже приобрёл новые бархатистые оттенки. Да и с женщинами, слава богу!.. Но это! Вот чего он совершенно не предполагал. И что могло в один миг перечеркнуть всё, чего он так упорно добивался на протяжении всей жизни!
Телефон у него не забрали. Тоже, видимо, из уважения. Но звонить по нему он всё равно не мог, а эсэмэсками пользоваться не умел. Ещё прочитать получалось, а набрать уже нет. Впрочем, ведь Борьке можно и так позвонить, он всё поймёт.
Щурясь без очков, он кое-как отыскал нужную запись, нажал вызов. Карлинский ответил не сразу, но Волк долго ждал и наконец услышал знакомый, нарочито ленивый голос.
— Весь внимание, Леонид Витальевич.
Клоун. Но Волку сейчас было не до смеха.
— Бо-бо-боря! Бе-бе-бе-еда!
В общем-то, этого достаточно. Даже первого слова было бы достаточно, чтобы Боря всё понял. Уж кому понять, как не ему.
— Ты где? — отрывисто уточнил разом посерьёзневший Карлинский на том конце.
— В СИ-СИ-СИЗО. Бу-бу-бутовском.
— Что случилось? Лёня? Пой, твою мать.
Со стороны их разговор мог показаться диалогом двух сумасшедших. Но душевным расстройством никто из них не страдал.
— Не-е мо-огу, Бо-оря. Мне пло-охо.
Он всё-таки пропел эту фразу. Тоже не шибко здорово получилось, и куда былой опыт делся!..
— Я приеду, Лёнь. Сейчас же. Держись, старик, и не нервничай!