Время Волка

– Руки каменные, – орал он на Лёню, лупя по этим самым рукам железной линейкой. – Ты что, слесарь на заводе? Это руки музыканта?

У него и правда был повышен мышечный тонус после шести часов таскания ящиков. К тому же Лёня совершенно не мог заниматься дома, звуки пианино мешали всем – у Ангелины от них болела голова, а Лика не слышала телевизор. Отец претензий не высказывал, но, судя по лицу, тоже не испытывал восторга от музыкальных упражнений сына. Да и Лёне не нравилось играть в такой обстановке, по вечерам он мечтал только о том, чтобы все скорее разошлись по комнатам, и он завалился спать.

Приближалась зима, и Лёня, не привыкший к минусовым температурам, выросший в городе, где ноль градусов был поводом не отпускать ребёнка в школу, всё больше впадал в уныние. Холод, слякоть и постоянно хмурое, низкое небо нагоняли тоску. Отец отдал ему своё старое пальто, в котором Лёня тонул, а вот ботинки пришлось покупать самому, и из-за непредвиденных расходов он месяц работал ещё и в ночную смену. Отец искренне полагал, что в консерватории отличник-сын получает стипендию и в состоянии купить себе обувь.

– Давай сам, сынок, – сказал он, когда с неба посыпался первый снег и вопрос о зимних ботинках встал ребром. – Ты же понимаешь, на мне Лика, Ангелина, да и тебя надо кормить.

К слову, дома Лёня теперь почти не ел, после «пайка» Тамары Матвеевны просто не испытывал потребности в вечно недожаренных полуфабрикатах из кулинарии в исполнении Ангелы.

Он угрюмо отработал месяц в две смены и всерьёз подумывал, не отработать ли так же и второй, чтобы накопить ещё и на нормальное пальто, по размеру. И брюки ему бы не помешали, а лучше костюм к весне. Не идти же снова на экзамен в «шароварах», которые к тому же изрядно поистрепались.

Но на две смены у него сил всё же не хватало, Лёня и так держался на чистом упрямстве. Хуже всего было то, что музыка перестала приносить удовольствие. Играть для себя он не мог, а под постоянные окрики Петра Михайловича и его беспощадную критику («Твоё заикание распространяется и на руки? Ещё раз весь этюд сначала!») заниматься хотелось всё меньше и меньше. Он уже сильно сомневался в своих музыкальных талантах и мечтал только об одном: поступить и доказать. А зачем, что он будет делать потом – не важно.

– Что с тобой происходит, Лёдя? – спросила его Тамара Матвеевна незадолго до Нового года.

Она всегда называла его «Лёдей», на одесский манер, и он не возражал. Лёдя так Лёдя, лучше, чем заика или деревня.

– Ходишь как в воду опущенный. Девчонка бросила?

Лёня поставил тяжёлый ящик консервированных шпрот – дефицит к празднику, только завезли – и неопределённо пожал плечами.

– Да не-ет, всё в по-орядке.

– Вижу я твой порядок! Работа да учёба. В твоём возрасте, Лёдька, развлекаться надо, гулять! Поверь мне на слово. Вот, смотри, что у меня есть.

Она достала из кармана своего неизменного фартука с белыми оборками два картонных квадратика.

– Билеты в Московскую оперетту. Знаешь, кто подарил?

Лёня помотал головой. Откуда ему знать?

– Сам ихний режиссёр, – торжественным шёпотом произнесла она. – Какой-то специальный новогодний гала-концерт. Первый ряд! Лучшие места!

К Тамаре Матвеевне постоянно приходили посетители через «заднее крыльцо», сплошь известные люди: режиссёры, артисты, певцы, желающие отовариться дефицитными продуктами. Тамара Матвеевна очень гордилась знакомством с ними и подолгу с пристрастием расспрашивала каждого гостя о «светской жизни», прежде чем повести в подвал с сырокопчёной колбасой и консервированными крабами. Лёня пару раз помогал грузить ящики в машины для таких вот высоких гостей.

– Забирай. – Тамара Матвеевна сунула ему в руку билеты. – Сходишь со своей девчонкой, она сразу начнёт тебя больше ценить. Я-то оперетту не люблю, низкий жанр. Вот опера – это да! Кстати, тут на днях забегал директор Большого…

Она пустилась в воспоминания, а Лёня убрал билеты в нагрудный карман, размышляя, с кем бы пойти. В оперетту очень хотелось, дома он постоянно слышал о различных театральных постановках, на которых была помешана Ангелина, но не решался попросить отца взять его в театр. Однако никакой девушки у него не имелось, не Лику же с собой брать? Ещё не хватало! К тому же он так и не купил костюм… И тут его осенило!

* * *

Вообще-то это была чистой воды спекуляция. Лёне сразу вспомнились их с Борькой проделки из детства, когда они зарабатывали рублик, выстаивая очереди за дефицитной мукой к празднику. Ему никогда не нравились их товарно-денежные операции, а бабушка так вообще утверждала, что в приличном обществе о деньгах не говорят и не думают. Ну да, хорошо о них не думать, когда они есть. И Лёнька начал действовать.

Первым делом отыскал кассу Театра оперетты и выяснил, сколько стоит билет на новогодний гала-концерт. Тётенька в окошке окинула его презрительным взглядом и скучающим тоном сообщила, что билетов давно уже нет.

– А в ка-акую це-ену они бы-ыли? – настаивал Лёнька.