Время волка (обновление от 12.04)

Вообще-то Тамара весьма похожа как на мою покойную жену Оленьку, так и на дочь. Хоть и дальняя, а всё-таки родня. Она немного выше ростом и тоже брюнетка, только более фигуристая, с пышным бюстом, осиной талией и крутыми бёдрами. В общем осанистая женщина лет тридцати пяти, как сказал поэт. Понятия не имею, почему она не замужем, ведь ей, насколько мне известно, нет ещё и сотни лет, то есть для колдуньи она довольно молода. Тамара любит роскошные наряды и особенно меха. А вот к драгоценностям она совершенно равнодушна, но если честно, ей все эти побрякушки ни к чему. Как и моя Оленька, она сама по себе драгоценность, поскольку очень красива, но совершенно иной красотой. Не смотря на чёрные волосы, у неё типично славянские черты лица и зелёные глаза.

С некоторых пор Настя, словно начала соперничать с нею по части красоты. Глупышка, она не понимает ещё, что находится с Тамарой на разных полюсах женской красоты. Вот и сегодня моя дочь оделась очень элегантно и женственно, в красивое тёмно-зелёное платье с длинными рукавами. Зелёный цвет ей к лицу. Хозяйка встретила Настеньку в прихожей и сразу заворковала горлинкой:

— Настюша, девочка моя, какая же ты сегодня у меня красивая.

Н-да, наверное именно поэтому доча и спустила на меня целую свору собак. Ещё бы, она оделась, как на званый ужин, даже жемчужное ожерелье, что я подарил ей на шестнадцатилетие, надела, а к нему серёжки и перстенёк с крупной жемчужиной, а её папик вырядился, как дежурный волчара. Тамара расцеловала её:

— Пойдём в кабинет, моя девочка, нам нужно поговорить.

— О чём, тётя Тома? — Спросила дочь — Если об учёбе, то я уже всё решила. Буду поступать в МГУ, на биофак.

Две колдуньи, одна уже успевшая пожить и потому умудрённая опытом, а вторая совсем юная и к тому же ещё не знающая, что она колдунья, прошли в большой кабинет на первом этаже. Хотя он и был битком набит колдовскими штучками, я всё прекрасно слышал и даже видел внутренним волчьим взором, так как часто бывал в кабинете и потому некоторые стеклянные предметы в нём были моими невольными союзниками. Тамара усадила Настю в кресло перед камином и села во второе напротив. Между креслами стоял столик с большим жостовским подносом, на котором находилось всё что требовалось для чаепития. Улыбнувшись, она спросила:

— Чайку попьём или ты проголодалась?

— Мне зелёный чай без сахара, — попросила Настя, — тётя Тома, так о чём вы хотите со мной поговорить? Геша примчался за мной в колледж и чуть ли не силой утащил домой. Сказал, что ровно в восемь я должна быть у вас вместе с отцом.

Колдунья усмехнулась, налила ей чашку зелёного чая и, пристально глядя в глаза, строгим голосом спросила:

— Настя, почему ты так недовольно своим папой? Девочка, он ведь ради тебя готов горы свернуть и моря осушить.

Моя доча сердито нахмурилась и мне сразу же сделалось как-то не по себе. Даже сидя в машине. Да, колдовской силы в ней точно было с избытком и если она сердилась на кого-то, то уже никакого колдовства не требовалось, чтобы хоть колдуну, хоть оборотня, хоть какого угодно человека пробил озноб от её взгляда. Посмотрев на Тамару с обидой, Настёна принялась жаловаться:

— Тётя Тома, я очень люблю отца, но, понимаете, он ведёт себя, как какой-то панк или того хуже, гопник, а не как взрослый человек и к тому же известный писатель. Нет, все мои друзья очень любят папу и даже завидуют мне, но у них отцы солидные такие, серьёзные, а он какой-то шалопай, хотя так и нельзя говорить про своего отца. Ведь он может купить себе какую угодно одежду, но вместо этого всегда надевает на себя это серое убожество, пошитое ещё в прошлом веке, а про его кожаное пальто и шляпу я вообще молчу. Но больше всего меня бесит, что он похоронил себя в своём склепе без окон заживо и ни о чём не хочет знать кроме своих книжек и этих странных ночных дежурств. Тётя Тома, разве это правильно? Ведь он у меня ещё совсем молодой, давно уже мог бы жениться во второй раз. Мама ведь умерла так давно, а он с тех пор ни на одну женщину не взглянул. Я была с ним несколько раз в редакции издательства, там столько молодых, красивых женщин на него засматривается, а он, словно каменный, никому из них даже не улыбнулся ни разу. А это его писательство. Знаешь, тётя Тома, я несколько раз почитала, что про его книги в Интернете пишут, и за голову схватилась. Как он после этого только за компьютер садится. Его же все графоманом считают и так ругают, что я даже разозлилась, но потом подумала, может так оно и есть?

Моя дочура выпалила всё это одним духом и умолкла, а Тамара улыбнулась, погладила её по руке и мягким голосом сказала: