Время волка. Пленница дважды (СИ)

  Не долго длилось счастье Хан-Султан. Скончалась Ай-Чечек. Совершив омовение тела, завернув в ткань, похоронили в тот же день. Похоронили ее не в склепе, как положено хоронить людей из царственного рода, а в обычной могиле, поставили только надгробие с арабской вязью. Хан-Султан не видела, как ее хоронили, женщины не участвуют в похоронах. Она только сидела на полу и тихо плакала. От Али приносили письма со словами: "Госпожа, вы не роза, что цветет в саду, которую поливают. Вы - дикий тюльпан, что цветет в пустыне. Пройдет засуха, и цветок в пустыне зацветет снова. Все пройдет, а я буду рядом". У Хан-Султан в новой жизни были только два СВОИХ человека, которые всегда были за нее, беспокоились о ней, как о женщине, а не только как о члене династии. Теперь из двоих остался только один, о нем одном теперь волновалась душа: не мучает ли ЕГО жажда, ел ли ОН, не ранен ли ОН. Его письма она прятала под одеждой, читала их тайком. Но женщины уже не обращали на нее внимания, все их мысли были о воде. Они сильно истощали, невозможно было есть, когда все время мучила жажда. Крепость оборонялась уже четвертый месяц, а дождей все не было, вода в колодцах заканчивалась. Женщины сильно истощали, есть из-за жажды было невозможно. Воины наблюдали со стены, как в стане противника толпы пленный что-то роют и строят, когда оно становилось все выше и выше, стало понятно, что они строят стены вокруг, чтобы блокировать город.

  Не сойти с ума Хан-Султан помогали только мысль о том, что любимый человек рядом и желание пролить ИХ кровь, тех из-за кого она потеряла мать, из-за кого пропал отец, тех, кто убивает мирных хорезмийцев, невзирая на пол и возраст. Гнев заставлял сердце биться, заставлял ее дышать, как заставляет он людей творить, двигаться вперед и достигать вершин хоть в чем.

  Ай-Чечек была только первой смертью. Потом умерло еще несколько женщин, потом стали умирать воины. Но старуха-султанша жила. Ослабла немного, хворала, но не торопилась покидать этот мир. Казалось, ни возраст, ни дальний путь, ни жажда не сломили эту дочь степей. Только кричать на женщин стала чаще, грозила всех казнить, как будто питалась не водой, а негативной энергетикой. Только с Али она говорила спокойно, но приходила к нему постоянно и требовала начать переговоры о сдаче.

  - Вы знаете, что будет с вашими женщинами, если мы сдадимся? Если вы готовы их отдать на поругание, то для нас лучше смерть!

  - Это мой приказ! Повинуйтесь, иначе потом ответите за неуважение к матери султана! - закричала она на него впервые за долгое время.

  - Хатун, хотите, чтобы все четыре месяца были напрасны? Чтобы были напрасны смерти наших людей? Чтобы отдать такой приказ, вам придется отрубить мне голову!

  Вскоре сам Али захворал, мучил сильный жар, не мог подняться. Хан-султан, уже не скрываясь, бегала узнавать о его самочувствии и слезно молила Всевышнего о его выздоровлении. А Теркен, воспользовавшись болезнью упрямого командира, приказала отправить посланника во вражеский лагерь. Воины, чьи мысли теперь тоже занимала только вода, повиновались правительнице.

  - Сдаться? Чтобы подвергнуться насилию? Лучше пусть я умру, пусть другие умрут, но мы попадем в рай!

  Теркен в ответ молчала, потом тихо сказала:

  - Флаконы с ядом при вас. Поступайте, как считаете нужным. Монгольским командованием было приказано, открыв ворота, всем выйти из крепости. Хан-Султан решила, что настал тот час, когда она попрощается с жизнью. Нет, не совершит харам и не выпьет яд, а будет убита врагами в сражении.

  В тот момент, когда все подходили к воротам, Хан-Султан обратилась к служанке:

  - Айше, передай всем, чтобы не сожалели обо мне. Я сделаю то, чего давно ждала: сражусь с ними. - И побежала в обратную сторону.

  - Вы одна... Как же... - не понимала служанка.

  - Хан-Султан, стой! - кричала Теркен.

  Она вернулась в дом, где жили султанши, нашла чернильницу, написала прощальное письмо Али на фарси "Нам не суждена была победа, не суждено осуществить наши мечты, но я благодарна за это время. Когда была счастлива по-настоящему. Благодаря вам, я знаю, что значит любить". Она взяла сверток, маленький кинжал и положила во внутренний карман, специально пришитый к одежде, затем взяла саблю и побежала в сторону крепости.

  Когда хорезмийцы подходили к воротам, чтобы открыть их, как по закону подлости, грянул гром, далеко, у вершин гор сверкнула молния, словно грозя небесной карой. Когда люди выходили из крепости, полился ливень. Женщины и воины не думали о позоре, а падали на колени, подставляя ладони струям небесной воды и жадно ее глотали. Выходивших людей окружили всадники и повели во вражеский стан.Гургандж тоже держался несколько месяцев. Нового хорезмшаха Джелал-ад-Дина диван не признал и возвел на престол брата ТеркенХумар-Тегин. Он, в свою очередь, приказал сдать город монголам. Но простые жители не признали кипчака новым султаном и не послушали не его приказ, а призыв шейха Наджм-ад-Дина аль-Кубра к священной войне, продолжая сопротивление.