Время волков

От радости, что мне удалось доставить ей еще и эту неприятность — терпеть мой запах, — я расплылся в улыбке:

— Ничего, это еще не так страшно. Вот когда ты сама начнешь вонять, как бродяжка, тогда ты будешь испытывать отвращение к самой себе.

Я хотел приласкать Кийю, но она отшатнулась от меня, словно от чумного.

— Ну, детка, не строй из себя недотрогу. Я, может, уже не так хорош, как раньше, но все же заметил, что нравлюсь тебе больше, чем гадирцы.

— Ты не нравишься мне вообще, — ответила Кийя. — И все же я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от гадирыев.

— Ты еще не знаешь, что тебя ждет со мной, — усмехнулся я.

— Что бы ни ждало меня, Блейдд, как бы ни была ужасна смерть, я готова к ней. Любая смерть лучше позора, которому хотел подвергнуть меня Гадир. Я царица, Блейдд, мне лучше умереть в безвестности, чем претерпеть унижение на глазах моих давних врагов.

— Ну что ж, — обрадовался я, — тогда моя совесть чиста. Что может быть лучше казни, в которой и жертва и палач так единодушны в своем стремлении осуществить расправу, правда?

Кийя отвернулась.

— Не ты ли утверждала, что любила меня?

— Тебя, каким ты был прежде. Но сам ты, похоже, уже все позабыл.

— Я помню, Кийя, если не все, то очень многое. Но все это было давно, слишком давно, тогда я еще верил, что рожден для счастья.

— Для чего же, по-твоему, ты появился на свет?

— Для мести, Кийя, только для мести. Для того, чтобы ты прокляла меня, как проклинали и многие другие. А еще для того, чтобы однажды околеть где-нибудь в болоте, как бездомный блохастый пес, в забвении и одиночестве.

— Как мрачно, — саркастически произнесла Кийя, и легкая усмешка тронула ее губы. — Не замечала раньше, что ты склонен к трагизму.

— Я склонен к убийству, Кийя, и сейчас, более чем прежде, тебе следовало бы сдерживать свои усмешки.

Насилие мне казалось довольно пошлым и плохо вязалось с актом моей благородной мести, но в тот момент мне было все равно. Я снова привлек ее к себе, пояснив на всякий случай:

— Не думай, что нравишься мне или я вспомнил прошлое. Просто в округе нет ни одной женщины, и ты единственная, кто может скрасить одиночество старого, похотливого оборотня.

К моему огорчению, Кийя и не думала припоминать прошлое. Она не скрывала своего отвращения, страх исказил ее лицо, и оно стало некрасивым. Но ей хватило ума не кричать, из чего я сделал вывод, что она по-прежнему предпочитает общество одного оборотня целому отряду гадирцев.

Глава 8 Смертное Заклятье

На следующий день небо было по-прежнему затянуто тучами, похоже, солнце не желало больше смотреть на эту землю. Мы отправились дальше по скалистой тропе. Кийя за целый день не проронила ни слова, я же неизвестно почему злился на себя и поэтому старался вести себя более грубо.

Откуда-то из недр земли донесся ужасающий гул. Земля качнулась под ногами, как бывает на корабле при сильных волнах. Кийя присела на корточки и закрыла лицо руками. Я презрительно проговорил:

— Трусливая ведьма, вижу, что ты боишься умереть. Но бояться тебе надо не гор, а меня. Я буду твоим убийцей, а не Атлас.

— А ты не боишься умереть? — спросила Кийя.

— Я ничего не боюсь, я воин, — ответил я надменно, хотя и знал, что это пустая бравада. Я был полон страхов и сомнений, но это касалось только меня. Этой ведьме никогда не узнать о них.

— О, как это достойно, быть смелым и не бояться смерти, зная, что ты бессмертный. Ты храбр и отважен потому, что ты — крепкий и сильный самец, потому что у тебя острые клыки и длинные когти. А еще ты так смел потому, что ты самовлюбленный эгоист, даже подвиги ты совершаешь только из жажды славы и почитания окружающих.

Я расхохотался, отчасти потому, что в чем-то она была права. А вид этой маленькой беззащитной женщины, пытающейся сохранить прежнее свое достоинство и мудрость суждения, вызывал у меня улыбку. Но я подавил ее и приказал Кийе карабкаться наверх.

Когда мы поднялись довольно высоко, снизу послышались скрежет и рев. В том месте, где мы недавно проходили, кипела лава, ее поток вырывал с корнем деревья, выворачивал каменные глыбы. Земля содрогалась в конвульсиях, стоял оглушительный грохот, будто стотысячная армия стучит в барабаны. В темноте все пришло в движение, земля, скалы, небо, все двигалось и менялось местами, и я не мог понять, где низ, а где верх.

Я крепко держал Кийю за предплечье, чтобы не дать ей упасть, но стихия вырвала ее из моих рук, отбросила далеко в сторону. Между нами в скале образовалась трещина. Лицо Кийи на мгновение мелькнуло в темноте, даже сквозь шум бури я слышал отчаянный женский крик. Кийя исчезла в разломе земли. Стихия несла меня куда-то в сторону от грани земли, за которой скрылась Кийя, и я никак не мог обрести почву под ногами, задержать свое движение. Наконец мне удалось зацепиться за какие-то ветки или корни, торчавшие из земли. Сквозь гул я услышал крик-плач:

— Блейдд, Блейдд!

— Кийя, где ты? — закричал я.

В ответ лишь тихое оханье, заглушаемое грохотом стихии. Внезапно голос раздался совсем близко:

— Блейдд, держись!