Читаем Время, вперед ! полностью

- Налбандов?.. Да, да... Знакомая фамилия. Налбандов, Налбандов... Позвольте - это такой в черном кожаном пальто, с громадной оранжевой палкой, с этакой смоляной бородой?.. Как же, как же... Он меня возил по строительству. Инженер Налбандов. Замечательный инженер. Знаток своего дела. Крепкий парень.

Георгий Васильевич с особенным удовольствием произнес эти слова "крепкий парень". Он их недавно услышал и отметил в книжечке как образец фольклора.

- Да... товарищ Налбандов, - сказал он с ударением, - крепкий парень. Очень крепкий.

Винкич тонко усмехнулся. Но усмехнулся как-то одними губами. Глаза его оставались черны, спокойны и даже немного печальны.

- Так вот, видите ли, Георгий Васильевич, должен вас предупредить, что инженер Налбандов категорически против всяких подобных экспериментов.

- Что вы говорите? Как странно! Но почему же?

- Инженер Налбандов считает все эти рекорды технической безграмотностью.

- Позвольте, а Харьков? Как же в таком случае Харьков? Н...не понимаю.

- Этого уж я вам не могу сказать.

- Но, позвольте, есть же какие-нибудь доводы?

- Довод Налбандова, по-видимому, один... Дело в том, что каждая бетономешалка снабжена особым паспортом фирмы, в котором точно указана предельная норма выработки жидкого бетона. Так вот, по данным паспорта, на каждый замес полагается не меньше двух минут. Следовательно, в час максимум можно сделать тридцать замесов, а в восьмичасовую смену - двести сорок, не больше.

- А Харьков сделал триста шесть? Как же он умудрился?

- Налбандов считает, что это насилие над механизмом, технический фокус, трюк, "французская борьба"... Что таким образом мы быстро износим все наши механизмы. Скажем, вместо десяти лет бетономешалка продержится шесть-семь не больше.

- А что ж... Вы знаете... Налбандов прав. А?

- Вы меняете свою точку зрения?

- Да, но вы сами понимаете. Это новое обстоятельство... Оно в корне меняет дело... Нельзя же, в самом деле, так варварски обращаться с дорогим импортным оборудованием...

- А Харьков?.. - коротко спросил Винкич. - Ведь в Харькове, очевидно, перед тем как решили идти на рекорд, были те же самые сомнения. И, однако, рекорд поставили? Там ведь тоже не дураки сидят.

- Н-да-с... Незадача... Там, конечно, тоже люди... Не дураки...

- Так как же, Георгий Васильевич? Ваше мнение?

- Вы как-то уж чересчур прямо. С одной стороны, конечно, соревнование, увеличение темпов. А с другой - нельзя же, батенька, и механизмы так изнашивать. Помилуйте, вы сами говорите, что вместо десяти лет - шесть лет.

- Ну так что же?

- То есть как что же?

- Георгий Васильевич, посудите сами, что нам важнее: в четыре года кончить пятилетку или сохранить на лишние четыре года механизм? Чем скорее разовьется наша промышленность, тем меньше для нас будет иметь значение амортизация: механизмов новых, своих наделаем. Ведь так?

- А что ж... Вы знаете... Это - резон... Пожалуй, вы и правы... А?..

- Вы опять меняете свою точку зрения.

- Ну да. Но это вполне естественно. Это новое соображение. Оно в корне меняет дело... В конце концов машины для социализма, а не социализм для машин...

- Значит, вы - за? Вы даете свою подпись?

Георгий Васильевич растерянно посмотрел на Винкича.

- Какой вы, честное слово... странный. Ну как же я могу... вдруг подпись... А вдруг там что-нибудь не так... Какое-нибудь новое обстоятельство... Я ведь не специалист... И зачем вам моя подпись?

- Нужно, Георгий Васильевич. Очень нужно. Вы даже не представляете себе, какая здесь драка будет. Мы будем телеграфировать в центральную прессу. И ваше имя имеет большой вес...

Георгий Васильевич был польщен. Он скромно улыбнулся.

- Ну что вы! Что вы! Какой там вес! Может быть, в области литературы... Какой-нибудь протест... Письмо Ромену Роллану... Но в области бетона...

- Во всех областях, - быстро и умоляюще сказал Винкич. - Во всяком случае мы будем рассчитывать на вашу поддержку. Сейчас я должен еще сходить на участок. Нужно кое-кого повидать. Кстати, не желаете ли со мной? Может быть, вам на месте станет несколько яснее?

- Пожалуй. Только ведь я не специалист... Вы, пожалуйста, введите меня в курс... Будьте моим чичероне. Тем более что в номере совершенно невозможно. Шестьдесят градусов. Честное слово. Прямо Сахара.

XXV

Маргулиес ясно представил себе, какие были котлеты. Котлеты были большие, черные. Пюре - облито коричневым соусом.

Он снова пошел на участок.

Весьма вероятно, что там столовая еще открыта.

Он шел, старательно избегая знакомых. К чему это? Лишняя встреча лишние разговоры. Пока в руках нет последнего аналитического расчета, всякие обсуждения решительно бесполезны. Будет расчет - другое дело. В двенадцать все выяснится.

Но вот вопрос: найдет ли Катя Смоленского?

Маргулиес мучился. Он обходил группы людей, механизмы, переезды.

Он старался идти низом - траншеями, котлованами. Он перебегал от угла к углу, от поворота к повороту, нагибая голову, как от пуль.

Задами он вышел к столовой. Она была закрыта.

- Так. Ухнули котлетки, - сказал он. - Ну ладно. Подождем обеда. Все же надо на минуточку к Ермакову. Как там у него?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза