Время, вперед !

- Видите - ему совесть не позволяет, он стесняется. Покажь им, Загиров, свои дырки.

- Где же я вам сейчас достану башмаки? - чуть не плача от ярости и от необходимости сдерживать эту ярость, проговорил Ищенко. - Становитесь оба на щебенку, а за башмаки после смены поговорим. Не хочете?

- Не станем.

- Ты, Саенко, за одного себя лучше ручайся.

- Я за нас обоих ручаюсь. Как я - так и он. Верно, Загиров?

Загиров молчал в оцепенении.

- Так вы перед всей бригадой отказываетесь становиться?

- Даешь башмаки!

Мося рванулся к Саенко.

- Стой!

Ищенко на лету перехватил Мосину руку и сжал ее так, что Мося весь вывернулся и присел на корточки. Он скрипел зубами:

- Пусти... Пусти... Пускай мне больше не видеть белого света... Пусти меня к этой курве...

- Они на барахолке свои башмаки позагоняли! - отчаянным голосом закричала Оля Трегубова и вся, до корней волос, стала пунцовой.

Корнеев еще быстрее прошел, глядя в сторону.

- Времечко - времечко - времечко...

- Не станете? - спросил Ищенко с нечеловеческим спокойствием.

Налитыми кровью глазами он смотрел на Саенко и в то же время видел, как Ханумов, усмехнувшись и махнув рукой, повернулся и пошел небрежно прочь, блестя своей золотой тюбетейкой.

Саенко напряженно улыбался.

- Как я - так и он. Без ботиночек не станем. Факт.

Ищенко задыхался.

- Что ж вы нас - зарезать перед всеми строителями хочете? Насмешку с нас сделать?.. Чтоб в глаза людям не смотреть?.. Как раз в такую авторитетную смену?.. Есть у вас какая-нибудь совесть, товарищи?

Он готов был плакать.

А Саенко продолжал стоять, мешковато опустив плечи и нахально облизывая выпачканные анилином губы.

- Можешь нам посыпать на хвост соли!..

- Подавись! - крикнул Нефедов.

Он быстро сел на пол и стал рвать шнурки своих башмаков.

- Брось, Саша, - спокойно сказал Тригер.

Он быстро подошел вплотную к Саенко.

Не глядя на пего и до крови закусив губы, он вырвал из его рук лопату, твердо хлопая по настилу сандалиями, пошел к щебенке и со звоном ударил лопатой в кучу.

- Правильно, - сказал Сметана.

Ищенко посмотрел на хлопцев.

- Ну?

Мося сорвал с себя кепку и с силой швырнул ее об пол.

- Пусть они идут к... матери!

- Кто против? - спросил Ищенко.

Ни одна рука не поднялась.

- Катитесь, - сказал Ищенко страшным голосом. - Завтра поговорим за башмаки.

Саенко сделал дурацкое лицо. Развинченно пожимая плечами и шаркая лаптями, он сошел с настила. Загиров испуганно озирался вокруг. Все глаза смотрели мимо него. Дрожа, он пошел вслед за Саенко.

Несколько секунд все молчали.

Только Ищенко трудно и шумно дышал. Он крутил головой и растирал кулаками щеки, не в состоянии сразу успокоиться. Его грудь раздувалась широко и сильно. Толстая шея была черна и напружена.

Тогда Мося поднял кепку, выколотил ее об колено и аккуратно надел, насунув как раз до кончиков острых, глиняных ушей.

Он воровато улыбнулся, сверкнул желтоватыми белками неистовых своих глаз в сторону журналистов, и вдруг в его губах появился трехствольный спортивный судейский свисток.

- Приготовились! Начали! - крикнул он бесшабашным мальчишеским голосом, бросаясь к ковшу машины. - Пошли!!!

Он дал три коротких, отрывистых, расстроенных свистка.

И все бросились с места, все пошло.

Лопаты звонко ударили в щебенку. Высокое облако цветочной пыли встало над бочками цемента. Шаркнул песок. Извилисто завизжали колеса тачек. Грянул мотор. Плавно пошел барабан. Громыхнул и полез вверх ковш. Ударила шумно вода.

- Сколько? - спросил Маргулиес, счищая с локтей пыль.

Корнеев потянул ремешок часов.

- Шестнадцать часов восемь минут.

- Хорошо.

XLIII

- Клава... В чем дело?

- Боже, на кого ты похож!

- Что произошло?

- Посмотри на свои ноги! Выкрасить серые туфли в белый цвет! Кошмар!..

- Почему такая спешка?..

- Я еле стою... У меня дрожат колени... Подожди.. Я с семи часов на ногах. Я ни разу не присела.

- Зачем ты едешь?..

- Ах, ради бога, не спрашивай... Я сама не понимаю. Я, кажется, сойду с ума. Как жарко!

- Клавдия, оставайся!

- Я скоро вернусь. Очень скоро.

- Зачем ты уезжаешь?

- В августе. Или в сентябре. В средних числах сентября. Который час?

- Без пяти пять. По моим.

- Еще четверть часа. Пятнадцать минут.

- Оставайся! Клава!

- Помоги мне, солнышко, поставить чемодан наверх. Не говори глупостей. Господи, какая здесь духота! Вот так. Спасибо. Больше не надо. Нечем дышать.

- Еще бы. Целый день вагон жарился на солнце. Крыша раскалилась. Может быть, поднять окно?

- Нет, нет. Посмотри - какая там пыль. Я лучше потом попрошу проводника. Когда будем в степи. Хотя бы дождик пошел.

- Останься.

- Я тебе буду писать с каждой станции. Я буду звонить из Москвы. Хочешь ты, чтобы я тебе каждый день звонила? Сядь. Я тоже сяду. Ну, дай же мне на тебя хорошенько посмотреть.

Она крепко схватила его голову с боков обеими руками. У нее были короткие, сильные руки.

В купе, кроме них, пока не было никого.

Она держала его лицо перед собой и смотрелась в него, как в зеркало.

Его фуражка свалилась на потертый диван голубого рытого бархата.