Время, вперед !

- Вы поэт, Фома Егорович.

- Нет. Я американский инженер - ни больше ни меньше. Лампочка горела, а они сидели в лаборатории, как привязанные к столу. Я вам это говорю. Это история. Вы, товарищ Маргулиес, как тот наш маленький Эдисон. Томас Альва Эдисон! Как это будет выходить по-вашему, по-русскому? Фома Алексеевич Эдисон. Вы - Фома Алексеевич Эдисон.

Он весело расхохотался.

- Как вам нравится? - сказал Маргулиес, показывая глазами на новый настил перед машиной. - Совсем другая музыка, правда?

- Очень интересно, - сказал Фома Егорович. - Прямо замечательно.

Маргулиес самодовольно погладил колени.

Он отлично понимал, что американец сразу и по достоинству оценил их нововведение.

- Однако, Фома Алексеевич Эдисон-Маргулиес, пора и честь знать. Довольно смотреть на свою лампочку. Пойдем обедать, а то столовую закроют. Хорошо покушать никогда не мешает. А ваша лампочка не потухнет без вас. Она хорошо горит, ваша лампочка. Лампочка Ильича. Можете мне поверить. Вы ее хорошо зажгли. Очень хорошо. Я уже вижу.

- Пожалуй... Минут на двадцать...

- Пойдем, пойдем, там видно будет, на двадцать или на сколько. Кушать надо хорошо. Торопиться вредно, когда кушаешь.

Маргулиес медлил. Не на кого оставить участок. Корнеев исчез.

Он нерешительно озирался по сторонам.

- Идите шамать, Давид Львович! Обойдется без вас! - закричал ликующим голосом Мося, пробегая мимо, и вдруг хрипло заорал, бросая на американца молниеносные взгляды: - Нажми, нажми, нажми! Темпочки, темпочки! Разговорчики!

Фома Егорович и Маргулиес быстро пошли в столовую. Американец вытащил из кармана свернутые в трубку иллюстрированные американские журналы.

- Получил сегодня по почте из Штатов. Будем за обедом читать. Замечательный журнал. Его основал еще сам Вениамин Франклин. Сто пятьдесят лет выходит аккуратно каждую неделю, не так, как советские журналы. Посмотрите, какая реклама. Все, что вам угодно. Все американские фирмы. Мы будем рассматривать.

Они дошли до переезда.

Через переезд, широко и грубо шагая, шел Налбандов. Он стучал по рельсам палкой. Они поздоровались.

Налбандов вскинул голову и, твердо прищурясь, посмотрел в сторону, как бы прицеливаясь.

- Ваш участок?

- Мой.

- Одну минуточку, мистер Биксби...

Налбандов и Маргулиес отошли в сторону.

Ветер дул короткими горячими порывами. Солнца не было. Небо двигалось низко и тяжело, полное густых грифельных туч.

Маргулиес слышал горячий запах черного пальто Налбандова. Запах кожи и ваксы. Но казалось, что это пахнут его борода и лоб.

- Что у вас тут происходит, Давид Львович? - спросил Налбандов небрежно.

- Видите ли... - начал Маргулиес.

Налбандов его перебил:

- Виноват. Быть может, мы пройдем к вам в контору?

- Пожалуйста. Фома Егорович! - крикнул Маргулиес. - Вы пока идите в столовую. Идите, идите. Захватите мне там что-нибудь. Я через десять минут.

Маргулиес пропустил вперед Налбандова как старшего и дежурного по строительству. Они пошли к конторе.

В пять часов Налбандов вступил в дежурство по строительству.

До пяти - он возил американцев.

Он наслаждался их культурным обществом. Он отдыхал.

Мистер Рай Руп обнаружил выдающуюся эрудицию в области русской истории. С ним было чрезвычайно приятно беседовать - обмениваться короткими, острыми замечаниями.

Они сделали километров сто.

Мистер Рай Руп безошибочно отнес маленькую деревянную почерневшую от времени церковку в одной из отдаленных казачьих станиц к началу восемнадцатого века.

Тонко и добродушно улыбаясь, он высказал предположение, что в этой маленькой древней еловой церкви, которая так и просится на сцену Художественного театра Станиславского, в этой самой изящной часовне с зелеными подушками мха на черной тесовой крыше, быть может, некогда венчался легендарный русский революционный герой, яицкий казак Емельян Пугачев.

Он заметил, что этот дикий степной пейзаж как будто бы перенесен сюда прямо со страниц "Капитанской дочки", очаровательной повести Александра Пушкина; только не хватает снега, зимы, бурана и тройки.

Он заметил, что некоторые поэмы Пушкина имеют нечто родственное новеллам Эдгара По. Это, конечно, несколько парадоксально, но вполне объяснимо.

Он делал тонкий комплимент Налбандову.

В свое время Эдгар По, будучи еще юношей, посетил на корабле Петербург. Говорят, что в одном из кабачков он встретился с Пушкиным. Они беседовали всю ночь за бутылкой вина. И великий американский поэт подарил великому русскому поэту сюжет для его прелестной поэмы "Медный всадник".

Налбандов пообедал вместе с ними в американской столовой.

В пять часов он не без сожаления простился с американцами.

Серошевский еще не возвращался. Его кабинет был закрыт.

Досадно.

Нужно же наконец с ним поговорить вплотную. Высказаться до конца.

По серым от пыли лестницам заводоуправления бежали вниз сотрудники.

Рабочий день кончился. Запирали комнаты. Уборщицы в халатах мели красные ксилолитовые полы.

В пустом чертежном бюро, под зелеными висячими лампами, сиротливо и пусто стояли хромоногие чертежные столы с досками, аккуратно закрытыми выгоревшими газетами.