Время, вперед!

Наряду со школой культурным инструментом являлась и армия. Примеры этого можно найти в сюжетах об исследовании читательских интересов красноармейцев и в статье Тимофея Дмитриева, посвященной анализу попыток национального строительства в Вооруженных Силах СССР.

Новая политическая и управленческая практика вполне соответствовала представлению о государстве как о коллективном просветителе, выполняющем своеобразную «цивилизаторскую» миссию по отношению к своим гражданам.

Советская культурная политика уникальна именно своей комплексностью, стремлением охватить самые различные сферы жизни, самые широкие группы населения. Распространяя определенные культурные нормы на общество в целом, советское государство тем самым совершало работу по тотальной унификации культурных практик, через эту унификацию стремясь достичь преодоления сословных различий, типичных для традиционного общества. Говоря языком самих коммунистических идеологов, победивший пролетариат не столько навязывал свои нормы старому обществу, сколько, наоборот, присваивал себе культурное наследие побежденных классов.

Многие просветительские институты, характерные для советского периода, появились еще до революции, но действовали они не в тех масштабах и не столь целенаправленно. Работал Комитет грамотности, велась экскурсионная работа, и даже научно-популярный журнал «Наука и жизнь», без которого трудно представить себе повседневную среду советской интеллигенции, был основан в 1890 г. Но потребовалась революция, чтобы подобные институты стали доминировать в культурной практике общества. Революция не только придала этой просветительской деятельности беспрецедентные масштабы, но и сменила ее идеологические ориентиры.

Распространение культуры соединялось с формированием «нового человека», коммунистическими идеалами. Даже «Уголок Дурова», который был создан еще в 1912 г., после революции стал местом, где спектакли с участием животных превратились в разновидность политической пропаганды.

По мере развития институтов массового просвещения возникали совершенно новые направления культурной работы, зачастую тоже связанные с решением пропагандистских задач, например, подготовка гидов-переводчиков. От ликвидации неграмотности общество переходило к формированию массового квалифицированного работника. Чтение книг и журналов стало нормой жизни. Появился новый, советский, читатель, тот самый, который будет нуждаться и в историческом знании, и поглощать научно-популярные издания, описанные в статьях Бориса Степанова и Романа Абрамова.

Многочисленные сюжеты, затрагивающие различные, порой периферийные аспекты культурной политики, складываются в целостную картину. От экскурсионной работы до исторической периодики, от популяризации науки до раскрепощения тела в танце – во всей этой гигантской лаборатории по воспитанию нового человека есть единая логика. Потрясает грандиозность задач и масштаб, предполагающий проникновение в каждую мелочь. Однако централизованное бюрократическое управление этим процессом порождает нагромождение институций: о чем бы ни шла речь – о гидах, экскурсиях, кинопрокате – обнаруживается неминуемая путаница, неясно, кто за что отвечает, каковы полномочия той или иной организации.

По мере того как советское общество, с одной стороны, достигает успехов в процессе модернизации, а с другой – делается все более консервативным, мы наблюдаем общий поворот к «имперскому проекту», который начинает проявляться в самых разных сферах культурной политики. Дореволюционные практики приобретают новое значение. Именно их консервативная сторона привлекает правящие круги. История все отчетливее связывается с судьбой государства, а не народа, а советское общество предстает уже не отрицанием, а продолжением прошлого.

Консолидация режима была обеспечена очевидными успехами, начиная от создания индустрии и победы в войне и заканчивая появлением передовой науки. Эти достижения должны были в глазах общества оправдать и компенсировать травмы, связанные со сталинским террором, подавлением свободы и бюрократической централизацией. До известной степени так и произошло, и советская система могла оставаться стабильной даже после прекращения массовых репрессий. Однако именно то, что можно было бы считать самым большим достижением Советского Союза, становилось его главной проблемой. «Новый человек» действительно появился, но ему было тесно в рамках сложившегося порядка, да и сам он оказался не совсем таким, каким его задумывали. Во многих статьях вырисовывается важный рубеж советской истории – 1960-е годы, когда индустриальное общество в СССР было наконец построено и государство решило свои первоначальные задачи. По инерции система продолжала воспроизводиться еще несколько десятилетий, прокручивая старые формы, почти не считаясь с тем, что и общество, и люди стали уже другими.