Время вызова 2 Песнь жизни

Однако замереть сейчас на месте, стремительно покрываясь мелкими бисеринками пота, его заставило вовсе не это. А одна мимолетная, но поистине леденящая душу мысль: ведь если все это правда, а умница Белик - действительно самый настоящий Вожак кровожадных Гончих... если он настолько хорош, что даже они признали его ведущим... если за небольшую оплошность Шранк действительно едва не нарвался на смертельный вызов, а странное выражение в его глазах означало не что иное, как обреченное понимание, что из этого боя победителем ему не выйти... и ведь мы все видели его в деле!!! сами не рискнули бы связаться... то тогда на что же способен малыш Белик?!!! Какой мощью он должен обладать, чтобы держать в повиновении непокорную дюжину Гончих? Лучших убийц, что способно породить человечество?! Насколько он должен быть ловок, чтобы с легкостью одолеть в поединке такого великолепного бойца, как многоопытный Воевода? Как быстра должна быть его реакция, чтобы суметь удержать в узде сразу двух хмер, которых они приметили на Заставе и которые просто не могли не признавать этого изворотливого полукровку за своего?! А его странная магия?! Эта неумолимая сила, от которой гасла даже самая крепкая воля и склонялись самые буйные головы? Не этим ли преимуществом пользовался Белик всякий раз, когда требовал повиновения? Не этим ли объяснялась удивительная и поистине бесконечная терпимость Стражей к его выходкам? Которые, кстати, были умело использованы исключительно для того, чтобы остроухие чужаки как можно дольше не прознали правду. Бог мой! А ведь он прав: ему действительно НЕВОЗМОЖНО отказать!!! Невозможно не поддаться и оказать хоть какое-то сопротивление этой странной силе. Страшной силе, если я все правильно расслышал! Более того: сам когда-то испытал! В тот день, когда едва не поднял на него руку, но так и не смог ударить! Потому что... Создатель!! Как же я раньше не понял?!! Почему только сейчас подумал о том, с какой целью Белик... тот самый смертельно опасный Вожак, наверняка люто ненавидящий Перворожденных... почему он вдруг решил отправиться в этот поход? Зачем, если терпеть не может Темных?! На дух не переносит и почти признался недавно, что имеет на своей совести далеко не одну погашенную жизнь! Что ему нужно в Темном Лесу? Рядом с наследным лордом и...

Линнувиэль оторопело воззрился на безупречно гладкое лицо, обрамленное густыми каштановыми кудрями - мягкое, точеное, как у изящной статуэтки. Эти маленькие ушки, изумительно ладные скулы, ровная нежная кожа, острый подбородок, выдающий нечеловеческое упрямство, и глаза... хищно горящие голубые глаза, в которых совсем не плескалось прежнее веселье. В которых ровным светом горит изумрудный огонь чужой магии. Странный, необъяснимый, но такой узнаваемый - поразительно ясный свет Огня Жизни, которого не могло быть у полукровки. А вместе с ним - холод. Поистине леденящий холод, смешанный с расчетливостью, четким пониманием цели и абсолютным знанием того, как этой цели достичь.

Эльф только раз заглянул в эту синюю бездну и мгновенно осознал, что за прошедшие дни далеко не все сумел узнать о хрупком пацане. Потому что сейчас перед ним стояла вторая его ипостась - умная, жесткая и даже жестокая, способная на самые радикальные решения. Именно та, вторая суть, которую чаще всего видели перед собой человеческие Стражи и которую Белик столь тщательно скрывал. Но теперь почему-то решил приоткрыть краешек правды, от которой у молодого Хранителя неожиданно захолодело в груди и гулко стукнуло замерзшее сердце. Линнувиэль мгновенно узнал этот острый взгляд. Потому что точно так же на него недавно смотрела прирученная хмера: бесстрастно, оценивающе, как готовый к смертельному удару убийца. Но, вместе с тем, и немного иронично, потому что, как всякий удачливый хищник, она отлично знала себе цену. Как знала и то, что на этом свете не найдется никого, кто смог бы противостоять ей на равных.

Белка задумчиво сжала кулак и, словно подтверждая его догадку, небрежно стряхнула с ладоней каменную пыль - все, что осталось от речной гальки.

Линнувиэль судорожно сглотнул, завороженный двойственной природой этого непонятного, страшноватого, но невероятно притягательного, прекрасного в своей неукротимой силе и неуловимого, словно дикий зверь, существа. Идеального в жестоком искусстве отнятия чужих жизней. Пластичного и грациозного, как горный лев, такого же смертоносного, безумно опасного и подчас жестокого. Но которым невозможно было не восхищаться.