Время, задержанное до выяснения

— Ей уже давно пора быть дома, — сказал Юзеф. — Как бы чего не случилось, — и он потянулся за газетой. — Давай-ка, Юзек, почитаем, что пишут про хулиганствующих студентов.

— Не желаю этого читать, — буркнул Юзек. — Пресса лжет!

Большой Юзеф внимательно посмотрел на маленького.

— Кто это тебе сказал? — спросил он. — Ты, наверное, уже там был и скрываешь от меня?

Маленький Юзек немного смутился, опустил голову и тихо сказал:

— Только минуточку, когда к тебе шел.

И он вытащил из кармана листовку, где было написано: «Пресса лжет! Читай только „Сверчка“ — он еще не лжет».

Юзеф взял листовку, прочел ее, разорвал на мелкие кусочки, положил в пепельницу и поджег.

— Если бы что-то подобное у тебя нашли, то тебя тут же вышвырнули бы из гимназии и…

— Я эти надписи повсюду видел, — сказал Юзек. — Он немножко злился на Юзефа за то, что тот уничтожил листовку. — И ничего бы мне не сделали, потому что все об этом знают. Все знают, что это правда.

Юзеф задумался и ничего не сказал, но газету отложил.

А Марыля все не возвращалась.

— Почему, — спросил вдруг Юзек, — газеты пишут, что это сионисты подстрекают молодежь?

— Потому что среди их вожаков есть сионисты, — ответил Юзеф, но как-то неуверенно, не глядя на Юзека.

— Ты от меня скрываешь правду, — сказал Юзек. — Я знаю, студенты хотят, чтобы в театре шли «Дзяды» Адама Мицкевича, и вовсе не выступают против арабов.

— Ну, это не совсем так, — ответил Юзеф.

— Ага, я давно хотел тебя спросить, но все забываю, — заговорил Юзек. — Это правда, что я родственник Адама Мицкевича?

— Ты? Не понимаю, — удивился Юзеф.

— Ну, ведь фамилия моего дедушки, — ответил Юзек, — Мицкевич, Израиль Мицкевич.

— Это простое совпадение, — рассмеялся Юзеф. — Однофамильцы — и все. Очень многие евреи, которые родились там, где и Адам Мицкевич, носят эту фамилию.

— Так, может, поэтому, — продолжал расспросы Юзек, — студентов обвиняют в сионизме?

— Не болтай глупостей, Юзек. Здесь нет ничего общего.

— А может, потому, — не переставал расспрашивать Юзек, — что Адам Мицкевич… я где-то об этом читал, только не помню, где… что Адам Мицкевич сформировал еврейский легион? Ты об этом что-нибудь знаешь?

Юзеф снова рассмеялся, но ничего не ответил. Он начал только нервно расхаживать по комнате, потому что Марыля все еще не возвращалась.

Маленький Юзек не удержался и отрезал себе половину пирожного, которое оставил Марыле.

— Ты мне обещал, — сказал он, — рассказать, что было на собрании в Союзе.

— Ничего интересного, — отозвался Юзеф.

— А ты выступал «за» или «против»? — спросил Юзек.

— Я вообще не выступал, — неохотно ответил Юзеф.

— Я вообще не выступал, — неохотно ответил Юзеф.

— А Критик? — продолжал расспрашивать Юзек.

— Критик выступал против.

— Против постановки «Дзядов» Мицкевича, да? — домогался Юзек.

А когда Юзеф не ответил, маленький Юзек презрительно добавил:

— …Этот Критик — самый трусливый трус, какого я видел в своей жизни. Вот уж я б не удивился, если б оказалось, что он еврей. Скажи мне, почему евреи такие трусы?

— Это неправда, — ответил Юзеф. — Возьми, к примеру, Израиль.

— В Израиле легко быть смелым, — сказал Юзек. — У них сильная армия…

— Вот видишь, — прервал его Юзеф. — Когда нет армии, особо не похрабришься.

Зазвонил телефон. Это Профессор спрашивал о Марыле.

Юзеф ответил, что она еще не вернулась, и что он очень беспокоится.

Стало совсем поздно. Маленький Юзек улегся на кровати, а Юзеф, не раздеваясь, прикорнул рядом с ним. Они не могли уснуть, потому что очень переживали, что Мары-ли до сих пор нет.

Только под утро Юзеф сказал Марыле:

— Пройдемся немного, а то у меня голова очень разболелась.

Они шли напрямик через какие-то газоны, вокруг серело, потому что надвигались сумерки. Потом вышли на освещенную площадь, которая выглядела почти пустой, и поднялись на железнодорожный мост. Внизу громоздились груды металлолома и погасшие печи, видимо, для обжига глины.

— Я дальше не пойду, — сказала Марыля, надела на голову белую фуражку и вытащила из кармана рогатку. — Буду здесь ловить такси.

— Здесь нет такси, — ответил Юзеф и потянул Марылю вниз по каким-то крутым ступенькам.

Они снова вышли на площадь и подошли к каменному стулу, на котором сидел… Юзеф не успел посмотреть, кто сидел на этом стуле, так как Марыля вдруг начала разбрасывать листовки с шестиконечной звездой Давида, и он до того испугался, что кинулся прочь. Обернувшись, он увидел, что Марыля бежит за ним, схватил ее за руку и спросил:

— Кто это был? Ну, тот, что сидел?

— Адам Мицкевич, — сказала Марыля. — Посмотри, что он мне дал.

Марыля вытащила из сумки кукушку, ту самую, что скучала в испорченных часах.

— Зачем тебе это? — спросил Юзеф.

— Она просила взять ее с собой, когда я уеду, а за это обещала прокуковать вашу рукопись, — и Марыля начала громко хохотать.

Тут кто-то схватил Юзефа сзади за руки, вывернул их и применил двойной нельсон.

— Попался, — кричал майор Мазуркевич, — сионист проклятый! Я видел, как ты разбрасывал листовки у памятника нашему Поэту-провидцу!