Время, занятое жизнью

Блюстители и защитники status quo – политического, социального, экономического, религиозного или литературного – могут очернять, или демонизировать, или искоренять литературу, основанную на воображении, потому что она по природе покушается на основы основ, причем больше, чем любой другой вид литературы. Она доказала это, на протяжении многих веков помогая людям сопротивляться угнетению.

Однако, как указал Честертон, фэнтези никогда не идет на нигилистический беспредел, на перечеркивание всех законов мира, на сожжение всех кораблей. (Как и Толкин, Честертон был писателем с хорошим воображением, но при этом настоящим католиком, и таким образом особенно остро чувствовал давление и ограничения.) Два плюс один равно трем. Два брата проваливают испытание, третий успешно его проходит. Действие встречает противодействие. Судьба, Удача, Необходимость так же неумолимы в Средиземье, как в Греции или в Южной Дакоте. События начинаются здесь и двигаются туда (или обратно сюда), подхваченные едва уловимыми, но неизбежными обязательствами и задачами повествования. Внизу, на скальном ложе, вещи таковы, какими они созданы в начале времен. А все, что выше неколебимого камня, может быть каким угодно.

В фэнтези нет ничего страшного, если только вы не боитесь свободы и неопределенности. Вот почему мне так трудно представить, что кому-то, кто любит научную фантастику, может не нравиться фэнтези. Оба этих направления прочно опираются на допущение неопределенности, оба приветствуют непростые вопросы, на которые пока нет ответа. Конечно, ученые доискиваются, почему вещи именно такие, какие они есть, а не пытаются вообразить, какими они могли бы быть. Но правильно ли противопоставлять эти два подхода, или же они взаимосвязаны? Нам не под силу напрямую задавать вопросы реальности, исходя из наших верований, из нашей ортодоксальности, из нашей модели вселенной. Галилей и Дарвин сказали: «Все не обязательно так, как мы думали».

Утопия и антиутопия

Апрель 2015 года

Вот некоторые мои мысли об утопии и антиутопии.

На заре времен люди в своем несовершенстве представляли себе Лучший мир, где бы им принадлежало то, чего в реальности у них не было, – мирный, тихий рай. И все знали, каков путь в этот мир, – через смерть.

Светская и интеллектуальная концепция Томаса Мора, «Утопия», к тому же выражала стремление к чему-то, чего у тебя не могло быть здесь и сейчас – разумного человеческого контроля над жизнью, – но свой Лучший мир он недвусмысленно обозначил как место, которого нет. Оно существовало только в голове. Чертеж без строительной площадки.

С тех самых пор страну Утопию стали располагать не в загробном мире, но за пределами карты, за океаном, за горами, в будущем, на другой планете, в существующем, однако недоступном «где-то еще».

Каждая Утопия, придуманная со времени Мора, становилась – ясно или смутно, явно или предположительно, в авторском или читательском суждении – одновременно хорошим и плохим местом. Каждая эутопия содержит дистопию, каждая дистопия содержит эутопию[38].

В символе инь – ян каждая половина содержит в себе и часть другой, знаменуя их полную взаимозависимость и протяженное во времени взаимоперетекание. Сам символ неизменен, однако обе его половины содержат семя перемен. Символ представляет не равновесие, но процесс.

Возможно, правильно думать об утопии в терминах древнего китайского символа, в особенности если преодолеть распространенное утверждение, что ян стоит выше инь, и вместо этого обратить внимание на взаимозависимость и взаимоизменяемость обоих элементов как на основной смысл символа.

Ян – мужское, яркое, сухое, твердое, активное, проникающее. Инь – женское, темное, влажное, легкое, восприимчивое, содержательное. Ян – контроль, инь – принятие. Они – великие и равные силы; ни одна не может существовать изолированно, и каждая всегда пребывает в процессе превращения в другую.

Утопия и Антиутопия часто оказываются, соответственно, зоной максимального порядка и контроля в окружении диких территорий – как в романах «Едгин» Сэмюэля Батлера, «Машина останавливается» Эдварда Моргана Форстера и «Мы» Евгения Замятина. Добрые граждане Утопии считают дикие территории опасными, враждебными, непригодными для жизни. Для склонных к авантюрам или мятежных антиутопийцев те же самые территории означают возможность перемен и свободу. В этом я вижу пример взаимоизменяемости ян и инь: темная таинственная глушь окружает чистую, безопасную страну, и тут все меняется местами, и вот уже территория свободы и ясного будущего окружает мрачную тюрьму… А потом все снова меняется.

За последние пятьдесят лет этот шаблон воспроизводился множество раз, до полного истощения, вариации становились все более предсказуемыми или просто сомнительными.