Читаем Время, занятое жизнью полностью

А еще он велик. Площадь парижского Нотр-Дама – около шестидесяти семи тысяч квадратных футов. Площадь этого собора почти вдвое больше, сто восемь квадратных футов, он целиком занимает два квартала (а относящиеся к нему постройки за рекой занимают еще девяносто четыре тысячи квадратных футов).

Да, Нотр-Дам со всеми его башнями намного выше, он выстроен из камня, покрыт резными изображениями святых и горгулий, очаровательно древен и прекрасен. Этот же собор выглядит не слишком впечатляюще и издалека, и вблизи, отчасти потому, что вокруг него стоят другие здания и его трудно разглядеть целиком, отчасти потому, что построили его отнюдь не в древности и не для того, чтобы воплощать благоговение перед Богом, а совсем недавно, по особой материальной надобности. Однако я не преуменьшала бы очень большого элемента духовности в его постройке.

Снаружи он выглядит как громадный склад, но не вызывает того удивительно мрачного впечатления, которое производят глухие стены крупных цитаделей потребительства вроде Walmart[74] и прочих. Когда входишь внутрь, становится понятно, что это собор. Миновав высокий просторный вестибюль, поднимаешься на первый этаж, пол которого вымощен каменной плиткой, а стены тут и там украшены маленькими бронзовыми элементами декора. Здесь начинается зона офисов и исповедален. Большинство церквей прячут свои административные помещения, но эта выставляет их напоказ. Стены здесь отделаны светлым деревом, все комнаты просторны и красивы. Подобно высокому нефу Нотр-Дама, поразительно высокий потолок из укрепленного сталью дерева возносится над маленькими делами маленьких людей, копошащихся где-то внизу. В старых соборах это огромное пространство вверху обычно заполнено таинственными тенями. Но здесь под сводом полно света.

Пока я не вошла внутрь, в сам собор, я не понимала, зачем нужна такая высокая крыша. Но затем огромные, как и положено в священном месте, двери открылись – и у меня перехватило дыхание. Я молча остановилась. Я вспомнила, что означает слово «благоговеть».

Внутренность необъятного здания видна сквозь эту дверь – вернее, была бы видна, если бы весь этаж не загромождали уходящие ввысь штабеля и пирамиды ящиков, коробок, контейнеров, выставленных в великанском суровом порядке, с широкими проходами между ними. Только в этих проходах можно на большом удалении разглядеть стены. Перегородок здесь нет. Бескрайние консольные потолки раскинулись надо всем этим. Воздух прохладен, свеж и чист, с легчайшим запахом сада и свежих овощей. По проходам взад и вперед деловито катятся погрузчики, вильчатые подъемники и прочая техника, кажущаяся крохотной среди высоких штабелей и пирамид: здешние работники постоянно что-то перемещают, ввозят и вывозят.

Да, в действительности это не собор. Я просто использовала красивую метафору. Скорее всего, место, куда я пришла, – обыкновенный супермаркет.

Но что это за супермаркет, где ничего не продают? Ни единый товар из размещенных на бесконечных акрах не продается и не будет продаваться.

На самом деле это банк. Но вовсе не такой банк, где все крутится вокруг денег.

Здесь деньги не имеют значения.

Это благотворительная организация Oregon Food Bank[75]. В каждом ящике в гигантских штабелях, разделенных проходами, в каждой коробке, коробочке, консервной банке и бутылке – еда. И каждый фунт, каждая унция этой еды будут отданы жителям Орегона, у которых нет денег, чтобы купить самые необходимые для жизни вещи.

Так что это все-таки собор. Собор голода.


Или лучше будет сказать: собор щедрости? Собор сочувствия, общего дела, милосердия? На самом деле это все одно и то же.

Есть люди, которым нужна помощь.

Есть люди, которые отрицают это, говоря: мол, Бог помогает тем, кто помогает себе, а бедные и безработные – просто лентяи и бездельники, которые привыкли, что правительство с ними нянчится.

Есть люди, не отрицающие наличие бедности, но не желающие знать о ней ничего, ведь все это так ужасно и ничего нельзя сделать.

И, наконец, есть люди, которые помогают.

Это место – самое впечатляющее доказательство их существования из всех, что я когда-либо видела. Доказательство не только существования таких людей, но и того, насколько эффективна их работа и велико их влияние. Здесь воплощена человеческая доброта.

Да, она воплощена в самом бездуховном, низменном, банальном, даже грубом виде. В тысячах банок зеленых бобов, в башнях упаковок макарон, в ящиках свежесобранных овощей, в холодных часовнях рефрижераторов с мясом и сырами… В тысячах картонных коробок с невозможными названиями сортов неведомого пива. Эти коробки, особенно прочные и пригодные для упаковки разных продуктов, предоставили пивоварни… Доброта воплощена в мужчинах и женщинах, в рекрутерах и волонтерах, в операторах погрузочной техники, конторских работниках, в тех, кто сортирует и упаковывает свежую продукцию, и в тех, кто обучает людей навыкам выживания. Доброта воплощена в кухнях и огородах Oregon Food Bank, в грузовиках, привозящих еду на склад, и в грузовиках, доставляющих ее туда, где в ней нуждаются.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное