Но со своего места Жасмин успела заметить другую, куда меньшую процессию, которая стремилась держаться подальше от всеобщего веселья: это была семья, уносящая на погребальных носилках печально знакомое тело мальчика-зомби по имени Джалиль, который наконец-то обрел покой. И она поняла, что Аграба и ее народ пережили слишком страшные вещи, чтобы остаться прежними. Отныне многое должно будет измениться.
Зато, когда они миновали еще несколько улиц, через толпу прорвалась еще одна хорошо знакомая фигура и едва не свалила новую султаншу на землю.
– РАДЖА! – воскликнула Жасмин, обнимая его. У тигра были опалены усы, и он все еще немного прихрамывал после удара, которой нанес ему Джафар, но в остальном чувствовал себя прекрасно и радостно облизал лицо Жасмин, как игривый котенок.
После этого ей уже не было нужды оставаться на плечах друзей: Раджа и так привлекал к султанше достаточно внимания, придавая ей даже некий мистический ореол.
Одна ее рука скромно покоилась на загривке тигра, а второй она приветственно махала горожанам, и все в ней от головы до пят говорило о царственном величии истинной султанши, несмотря на босые ноги и изорванную одежду.
К тому времени, когда они наконец достигли старого хлебного склада, казалось, что весь город высыпал на улицы праздновать.
Откуда-то из тени выступила Париса и невозмутимо зашагала рядом с Дубаном и Моргианой, как будто все время была здесь. От нее сильно пахло дымом, но она улыбалась.
Малыш Хасан заверещал от радости, увидев своих друзей, Ширин и Ахмета, живыми и невредимыми. Он тут же подбежал к ним, и все трое начали весело скакать и болтать, путаясь под ногами у взрослых.
– Абу? – позвал Аладдин, сложив руки рупором вокруг рта.
Нет, он не станет беспокоиться о своем маленьком друге. С Абу все будет в порядке, где бы он ни оказался. Если он выберет для себя привольную жизнь где-нибудь в джунглях или в каком-нибудь оазисе, что ж, тем лучше. Аладдин только порадуется за него.
– Абу-у-у-у!
Сердитое ворчание донеслось со стороны крыши склада, на которой возмущенно подпрыгивал чумазый, опаленный, коричнево-рыжий комок шерсти.
Аладдин ухмыльнулся до самых ушей. Скрестив лапы на груди – почти как человек, – Абу не спешил приветствовать своего друга, как Раджа – свою хозяйку Жасмин. Аладдин не сомневался, что он еще будет дуться некоторое время и не подойдет, пока его не простит. Ну что ж, пусть. Главное, что он здесь и с ним все хорошо.
Уличные Крысы уже вовсю праздновали, разливая напитки в золотые кубки и раздавая их всем желающим. Небольшая кучка музыкантов быстро сколотила целый оркестр, который теперь немного неслаженно, зато громко наяривал с крыши какой-то бойкий мотивчик. Он оказался настолько заразителен, что даже вдова Гульбахар, деликатно приподняв объемистые юбки, решила показать всем, как танцевали в старые добрые времена, когда музыка была еще настоящей музыкой.
Но когда люди замечали Жасмин, они тут же бросали все свои дела и ликующе ее приветствовали. Она махала им в ответ, и тогда толпа принималась шуметь громче прежнего.
– Мои поздравления, Ваше Величество, – сказал, выступая из этого хаоса, Сохраб. Встав перед Жасмин, он склонил голову и опустился на одно колено. Амур, Хосру и Кимия тут же последовали его примеру. То же сделали Париса и Моргиана, а вслед за ними и все остальные Уличные Крысы. А потом и весь город, как один человек, склонился перед новой правительницей. – Аграба принадлежит вам.
– Нет, – возразила Жасмин, оглядывая целое море глав гильдий, воров, торговцев, ремесленников и всех остальных жителей города, а также своих друзей и джинна. – Аграба принадлежит нам.
Утомленная неделями страха и наказаний, мятежом, ночной осадой дворца и, наконец, удалыми празднествами, Аграба постепенно затихала. Чтобы отметить вновь обретенную свободу, люди веселились на улицах до самого утра, танцуя, распевая песни и болтая со старыми соседями и новыми друзьями. Заходящая луна наблюдала за их весельем, а рассветному солнцу досталось посмотреть, как они разбредаются по домам.
Дубан, Жасмин, Аладдин, джинн и Моргиана вернулись во дворец в свете розовеющей зари. Маруф, Ширин, Ахмет и, похоже, еще половина всей детворы Аграбы захватила соседнюю комнату и теперь шумно осваивала игрушки старого султана. Их восторженные вопли только оттеняли задумчивое молчание пятерых людей, которым предстояло заняться восстановлением разоренного царства.
Дубан бесцельно пинал ногой «Аль Азиф», который теперь превратился в почти неузнаваемую кучку старого, заплесневелого пергамента и золы.
– А вот и лампа, – внезапно заметил Аладдин. Она валялась на полу, тусклая и помятая: самая обыкновенная, невзрачная медная лампа, какой он и увидел ее впервые.
Как же давно это было!
Аладдин вздохнул. За это время случилось столько всего, что он считал невозможным... а потом все вернулось к норме. К обычной жизни, какой она была раньше.
Кроме, конечно, выжженных на коже клейм, казней... и того, что произошло с Дубаном. Да и со всем городом тоже. И со всем этим придется теперь разбираться.