Время желаний. Другая история Жасмин

– Если новый правитель и дальше будет засыпать своих подданных золотом и хлебом, воровство и так быстро сойдет на нет, – отозвалась Моргиана, мило склонив голову к плечу. – Но история уже не раз доказывала, что обычно беднякам не очень разумно полагаться на то, что кто-то другой – особенно тот, кто у власти, – о них позаботится. Вот и нашему новому султану я даю неделю, от силы – две. Потом он сообразит, что ему не так уж интересно продолжать осыпать людей своими милостями. По крайней мере, не требуя ничего взамен.

– Даже когда все идет хорошо, ты все равно ожидаешь от людей худшего и считаешь, что они заслуживают быть обворованными! – резко бросил Аладдин.

– Мой отец не заслуживал, чтобы у него отказала нога, – негромко сказал Дубан. -– И моя сестра не заслуживала, чтобы муж ее избивал.

– Никто не заслуживает того, что получает, – пожала плечами Моргиана. – Так уж устроена жизнь. А твое дело – постараться хотя бы иногда оказываться на более удачливой стороне. Удачливой для тебя.

– Вот поэтому зло никуда не исчезает, – гневно бросил Аладдин, вскакивая и бросаясь к выходу. – Должен быть другой путь. Вы не обязаны выбирать для себя такую жизнь. Вы можете стать чем-то большим.

Спасение не по плану

В Аграбе наступила ночь.

Аладдину казалось, что сегодня ночной город был как будто тише обычного. Люди приходили в себя после шумного празднества, чувствуя странную неловкость, как будто им не давало покоя нечто неуловимое, неосязаемое... Многие, наверное, вертели в руках маленькие золотые монетки, подставляя их под неяркий свет лампы, и задумчиво разглядывали их, гадая, чем обернутся неожиданные события последних дней. Должно быть, некоторые так и оставляли кучки монет лежать на столе, вместо того, чтобы привычно спрятать в туфле, под соломенным тюфяком или внутри подушки. К чему беспокоиться, если у соседей полным-полно точно таких же монет?

Это нежданное золото внушало тревогу не только особо религиозным или суеверным горожанам. И самые начитанные ученые, и просто те из людей, кто не чужд был Житейской мудрости, знали: ничто не может появиться из ничего. По крайней мере, не без последствий.

Да и парад, при всем его великолепии, тоже оказался очень и очень странным.

Впрочем, сейчас эти философские размышления занимали Аладдина в наименьшей степени. Пожалуй, он даже готов был признать, что неясная тревога, охватившая город, оказалась ему на руку. Красться по темным улицам гораздо проще, когда все разошлись по домам и затаились за запертыми дверями, опасаясь выходить под открытое небо.

Абу смирно сидел на его плече, а ковер бесшумно скользил по воздуху следом – из-за темноты Аладдин не решился лететь на нем, чтобы нечаянно не наткнуться на кого-нибудь.

Конечно, он был далеко не первым, кто хотел пробраться во дворец. Люди предпринимали такие попытки веками, и черепа некоторых из них до сих пор торчали на кольях вдоль дворцовых стен, иссушенные и выбеленные лютым пустынным солнцем до состояния гладкого мрамора.

Все это Аладдину было известно. Но у него было нечто такое, чего не было у этих бедолаг: знание о потайных дворцовых подземельях. И хотя одна мысль о возвращении в эти жуткие тоннели заставляла сердце Аладдина сжиматься от страха, он решительно стиснул зубы и направился к конюшням на задворках султанского дворца, у самого края пустыни.

Лошади и верблюды встретили его появление фырканьем и ржанием, но он быстро успокоил их, бормоча что- то ласковое. На глаза ему тут же попался знакомый крепенький мерин.

– Значит, ты все-таки вернулся домой! – с радостью шепнул ему Аладдин, ласково похлопывая конька по мохнатой гриве. Мерин всхрапнул – то ли обрадовавшись при виде знакомого, то ли решительно отказываясь иметь что-либо общее с человеком, который осмелился потащить его в штормовую ночь в самое сердце пустыни. Но как бы то ни было, выглядел он отлично.

– Надеюсь, с твоим конюхом тоже все в порядке, – вздохнул Аладдин.

Потом он отыскал пересохший колодец, скрывавший начало подземного хода, и осторожно сдвинул с него крышку. Скользнув в узкую щель, он так же осторожно задвинул крышку обратно. На этот раз он приготовился к кромешной темноте подземелья, запасшись маленькой масляной лампой, которую он прихватил на обратном пути из убежища Моргианы. Света от нее было немного, но по крайней мере было видно, куда ступать.

В каменных переходах царила мертвая тишина, если не считать отдаленного рокота кипящей лавы, и все же Аладдин крался на цыпочках, настороженно прислушиваясь. Впрочем, идти в компании друзей оказалось гораздо приятнее: волшебный ковер парил на небольшой высоте, держась рядом, как верный пес, а Абу привычно сидел на плече у хозяина.

С огромным облегчением Аладдин убедился, что пометки, которые он делал на стенах ножом, так и остались нетронутыми. Следуя им, он без особого труда достиг подземной тюрьмы. Легкого постукивания по камню оказалось достаточно, чтобы кусок кладки отъехал в сторону, и Аладдин снова оказался там, откуда все началось.