Время жить

Все! Чудо свершилось! По молитвам их обратились Дары в Тело и Кровь Спасителя.

Отец Александр вышел из алтаря, положил крест и Евангелие на аналой. Произнес:

– Кто хочет исповедаться – подходите.

Толпа прихожан разделилась: меньшая часть выстроилась на исповедь, Анатолий решил к ним присоединиться.

Заметив среди исповедников детей, отец Александр произнес:

– Дети до пяти лет не исповедаются, ибо они как ангелы Божии.

Сначала исповедь носила общий характер.

– Дорогие братья и сестры! Покаемся в тех грехах, которые являются для нас общими. Первый из них – неблагодарность к Богу. Мы все таковы. Просим у Бога прощения за это.

Народ начал шептать.

– Отпускаю вам этот грех! Еще один общий грех известен мне – грех чревоугодия!

Народ смущенно вздохнул. Многие перекрестились.

– И этот грех отпускаю вам! Теперь грех гневливости…

Наконец отец Александр сказал:

– Кто хочет исповедаться отдельно, подойдите ко мне!

Казаков понял – настал его черед.

Подошел к батюшке. Трудно, но, видно, придется рассказать о том, что терзает его душу.

– Страшно грешен я, батюшка! Большой грех на мне!

– Какой?

– Убийства! – и, помолчав, добавил: – На войне убил я женщину молодую. И полюбовника ее…

– Да, это тяжкий грех! Ты, Анатолий, тогда к причастию не подходи. Подожди в сторонке.

И добавил торопливо, словно извиняясь:

– Тебе предстоит пройти дорогу очищения. Я только тогда могу отпустить тебе этот грех, когда пойму, что больше ты никогда никого не убьешь.

XVI

Из прокуратуры областного города «К», что расположен в двухстах километрах от города «Ч», пришло письмо. Суть его проста и понятна. В нем сообщалось, что на него поступил донос из областной администрации. «Однако, рассмотрев заявление, прокуратура проверила публикации в прессе и не обнаружила в них никакого экстремизма». Но на всякий случай она, то есть прокуратура, предупредила, что писать о проблемах русского народа следует взвешенно и осторожно. И лучше всего «во избежание негативных последствий» заменить слово «русский» на «россиянин».

«Что ж они, гады, уже и национальности нас решили лишить?! Чтоб в нашей же стране русскими и не пахло? – подумал Дубравин, дочитывая сей опус, сочиненный неким помощником прокурора. – Отправлю я это письмо в печать. Пусть народ ознакомится с мнением защитников его прав».

* * *

Никто не знает, как слово наше отзовется. Вот и Дубравин не представлял, какой отклик вызовет его «Русский вопрос». Он просто решил для себя – делай, что должен, и будь, что будет.

Но, увидев отзывы, он понял, что статьи его попали в самую точку, в самый нерв, в душу, настроение этого особенного, ни на кого не похожего народа. Да и как не попасть, если он чувствовал, переживал то же, что и миллионы его соотечественников. Сам являлся неотделимой частичкой русского мира.

Так что кроме трусливых чинуш откликнулись и люди.

В один осенний прохладный денек прибыл местный писатель.

Лицо его, грубо сработанное, красно и нахмуренно. Давно нечесаные черные волосы длинны и спутаны. От него несло табаком и водкой. И сам он был весь на нервах. Горяч и порывист.

Он крепко пожал руку Дубравина. Огненным взглядом окинул его кабинет. И начал нервно, порывисто говорить. Из речи его, сумбурной и путаной, вытекали следующие выводы. Что он, так же как и Дубравин, радеет за русский народ. И все отделение Союза писателей тоже его поддерживает. Все это звучало хорошо… Но по некоторым выражениям и тону Дубравин ощутил, что писатели ревнуют к тому, что он, чужак и пришелец, ступил на заповедную поляну!

Дубравин успокоил его, предложив работать совместно. И в паре двигаться вперед, по непаханым просторам русской темы.

Обнадеженный писатель покинул кабинет, оставив Александру несколько своих книг.

Вечером, после работы наш герой расположился с его книгой на диване. И обнаружил, что парень действительно чертовски талантлив. И такой человек, искренний, живой, горящий, да еще владеющий словом, действительно будет полезен.

Еще через несколько дней раздался звонок из далекой северной области. В трубке послышался хорошо знакомый, но давно забытый голос Володьки Панцырева, представителя славной плеяды собственных корреспондентов «Молодежной газеты».

– Саня, здорово!

– Володька! Ты, что ли? Какими ветрами? Здорово! Чем занимаешься?

– Да тем, что только и умею делать в этой жизни. Делаю, как всегда, газету.

– И какую?

– Городскую!

– А я тебе зачем понадобился? – почему-то Дубравин догадался, что Панцырев просто так звонить не будет. – Колись!

– Да я тут обнаружил в одном месте твою заметку на тему «Почему мы такие недружные?» Ну и понравилась она мне.

– Понравилась так понравилась, – заметил польщенный Дубравин. И не преминул похвастаться:

– У меня их много!

– Я хочу ее поставить у себя! В газете! Разрешишь?

– Бога ради. Я буду только рад. Можешь и другие ставить. Бери, брат. Пользуйся!

– А как с гонораром?

– Оставь себе!

Поговорили. Душевно так. Как-никак им есть, что вспомнить.