Время жить

Кроме того, есть деньги спонсоров. И все таинства, такие как крещение, венчание, отпевание, оплачиваются.

Так что и с точки зрения хозяйственной жизни это крепко стоящая на ногах, мощная финансовая организация».

И чем больше Анатолий Казаков, поднимая очередной мешок, размышлял над этим, тем больше ему хотелось остаться здесь. Стать своим. А что? Он еще не старый человек. Ему совсем не поздно начать все сначала.

Препятствовало этому только одно. Тот жгущий пламень в груди. То чувство вины за двойное убийство, которое гнездилось в его широкой груди. Оно не давало ему вздохнуть полной грудью. И погрузиться полностью в этот мир.

За этим он и пришел сюда. Душу врачевать. Душу вылечить. Неужто не получится?

III

Вольные, свободные отношения с Виленом Соловьевым закончились так же, как и начались. Внезапно. Как в анекдоте: «Приехал муж из командировки…»

Только в этом случае из творческой поездки вернулась она. Зашла домой. И застукала его самого с какой-то лахудрой.

Она, конечно, знала его полигамную философию. Знала и о семье. Кроме того, до нее периодически доходили слухи. Но слухи слухами. А вот когда в твоей квартире, правда, подаренной им, да на твоей кровати…

И куда только подевалась вся ее выдержка? Вся философия и мудрость, которой ее учили годами?

Видимо, есть в каждой женщине что-то такое глубинное, куда лучше не заглядывать. И не испытывать.

Как разъяренная пантера набросилась она на соперницу.

Досталось и ему.

С воплями и криками выбрасывала она их вещи на лестницу.

В общем, скандал получился знатный. На весь подъезд.

Они ушли. А она осталась.

Тут-то все и началось.

– Ну гад! Ну негодяй! Подонок! – металась она по комнате. – Ты всю душу вкладываешь в эти отношения. А он, мерзавец… Просто дрянь! В мое гнездышко приволок какую-то шалашовку, сучку крашеную!

Но жаловаться было некому. Подругам – гордость не позволяет. Не такой она человек.

И начала она, как это бывает у женщин сплошь и рядом, стресс заедать.

Достала пачку пельменей. Огромную пачку. Сварила. Съела. Потом в ход пошла курица. Колбаса. Сосиски. Бисквиты. Конфеты.

Она ела и ела. И уже не могла остановиться…

Видно, что-то сорвалось внутри ее бедной головушки.

Вечером ее, сидящую на кухне, обнаружила девчонка с работы. Людка, чувствуя неладное, позвонила туда.

Короче, это был настоящий кошмар. Желудок не мог переварить такое количество пищи. Ей становилось все хуже и хуже.

Пошло отравление организма.

Все поплыло перед глазами. Она стала впадать в коматозное состояние. Терять сознание.

Девчонка-ассистент вызвала «скорую».

Опытная фельдшерица после неудачной попытки очистить организм с помощью подручных средств погрузила ее в машину. И отвезла в больницу.

В приемном покое молодой доктор не удержался и заржал как жеребец, увидев ее гигантский живот.

От обиды все перевернулось, померкло в глазах.

Ее что-то спрашивали заходившие доктора. Она что-то отвечала, находясь в непроходящем шоковом состоянии.

Потом сделали укол. Положили на каталку. Последним, что она запомнила, проваливаясь в забытье, было удивленное лицо анестезиолога…

Встав на третий день после операции, она забрела в ванную. И увидела в зеркале безобразный шов, рассекавший ее беломраморное тело. Пришла в ужас. А потом началась паника. Ее главное, как ей казалось, жизненное оружие – красота – безнадежно и безвозвратно пропало.

«Кому я теперь такая нужна?!» – в бессильном холодном отчаянии думала она.

И решила: «Все, не буду больше жить!»

Когда две жившие с ней в одной палате подруги по несчастью ушли в столовую, Людка кое-как доковыляла к окну.

Палата была на пятом этаже. Внизу асфальт.

Открыла окно. Выглянула наружу. Вспомнила, как в юности прыгала с парашютом в аэроклубе.

Влезть на подоконник мешала острая боль в животе. Но она все-таки поставила стул. Взобралась на него.

И даже поставила левую ногу на подоконник.

Остановилась на секунду, собираясь с силами и стараясь больше ни о чем не думать… В это самое мгновение она представила, в каком виде будет лежать. Там, внизу. И содрогнулась, осознав, как все будут разглядывать ее голое, изуродованное тело. Как повезут в морг. Как санитары… Нет, этого ей было не перенести.

Ноги сами подогнулись от ужаса.

Она присела на подоконник. А потом потихоньку переползла на стул.

* * *

Она лежала в больнице третью неделю. Слушала однообразные разговоры соседок по палате. Иногда, подвязав живот пуховым платком, ходила гулять. По длинным коридорам. А когда на улице была хорошая погода, сидела во дворе на лавочке.

К ней забегали разные люди. Вчера приперся Вилен. Принес передачу. Странно было видеть большого, толстого, абсолютно лысого мужика таким виноватым. Только ей он теперь по фигу. Все как отрезало.

Сегодня приходила Марья Степановна. Выбрала время. И пришла. Разговор с нею получился недолгим, но интересным. Без сочувствий и всякого разного рода охов и вздохов.

Людка, как водится, начала сетовать:

– За что мне это? Вроде бы я ни в чем таком перед ним, подлецом, не виновата. Старалась, чтобы все было хорошо…