Время жить и время умирать

– Вы – хороший, – тихо сказал по-немецки старик, проследив его взгляд. Лицом он почти прижимался к прутьям. – Война проиграна… для немцев… Вы хороший человек.

– Чепуха.

– Почему… не отпустить нас… и не идти с нами? – Морщинистое лицо русского на миг повернулось к девушке, потом снова к Греберу. – Идти с нами… и Маруся… спрятать… хорошее место… жить. Жить… – настойчиво повторил он.

Гребер покачал головой. Это не выход, думал он. Не выход. Но где выход?

– Жить… не умирать… только в плен… – шептал русский. – Вы тоже… не умирать… у нас хорошо… мы не виноваты…

Все звучало так просто. Гребер отвернулся. Так просто в мягком свете угасающего вечера. Вероятно, они и правда не виноваты. Оружия при них не нашли, да и выглядели они не как партизаны. Старики уж точно нет. Что, если я их отпущу, думал он. Тогда хоть что-то сделаю, хоть что-то. Спасу несколько невинных людей. Но уйти с ними не могу. Не могу я туда. В то же самое, что хочу бросить. Он бродил по округе. Снова подошел к фонтану. Березы теперь были черными силуэтами на фоне неба. Он зашагал обратно. В темноте еще горела сигарета. Лицо старика-русского белело за решеткой.

– Жить… – сказал он. – Хорошо… у нас…

Гребер достал из кармана оставшиеся сигареты, сунул в большую ладонь. Потом вытащил несколько спичек, отдал старику.

– Вот… покурите… на ночь хватит…

– Жить… вы молодой… тогда для вас конец войне… вы хороший человек… мы невиновны… жить… вы… мы… все…

Голос был тихий, низкий. Произносил слово «жить» так, как спекулянт говорил «масло». А шлюха – «любовь». Ласково, требовательно, заманчиво и фальшиво. Словно мог продать. Гребер чувствовал, как этот голос теребит его.

– Заткнись! – крикнул он старику. – Хватит болтать, или я сообщу куда надо. Тогда вам каюк!

Он возобновил обход. Рокот фронта набирал силу. Высыпали первые звезды. Он вдруг почувствовал себя очень одиноким, захотелось опять очутиться в блиндаже среди вони и храпа товарищей. Казалось, все его бросили и необходимо в одиночку принять решение.

Попытался вздремнуть, лег в беседке на солому. Может, они сумеют сбежать, думал он, а я не замечу. Тщетно. Он знал, что им не сбежать. Люди, которые перестроили сарай, позаботились об этом.

Фронт становился все беспокойнее. Самолеты ревели в ночи. Трещали пулеметы. Потом грянули глухие разрывы бомбежки. Гребер прислушался. Грохот нарастал. Вдруг они прорвутся, снова подумал он. Встал, пошел к пристройке. Там все было спокойно. Похоже, пленники спали. Однако потом он смутно разглядел лицо старшего из русских и повернул назад.

После полуночи он узнал, что на переднем крае бушует жестокий бой. Тяжелая артиллерия стреляла далеко в тыл. Снаряды рвались уже недалеко от деревни. Гребер знал, насколько слабы здешние позиции. И мог следить за отдельными участками сражения. Скоро вступят танки. Земля дрожала от шквального огня. Гром раскатывался от горизонта до горизонта. Он чувствовал его каждой своей косточкой. Чувствовал, что скоро эта стихия настигнет и его, и тем не менее она странным образом словно кружила вокруг него, грозовым вихрем кружила вокруг узкой белой постройки, где сидели несколько русских, – будто они вдруг стали средоточием разрушения и смерти и все зависело от того, что станется с ними.

Гребер ходил взад-вперед, приближался к хлеву и удалялся от него, чувствовал ключ в кармане, ворочался на соломе и лишь под утро быстро забылся тяжелым, тревожным сном.

Когда он в испуге проснулся, вокруг серел рассвет. На фронте царил сущий ад. Артиллерийский огонь уже перекрывал деревню. Он глянул на пристройку. Решетка цела. За нею двигались русские. Потом он увидел, как к нему бежит Штайнбреннер.

– Отходим! – кричал Штайнбреннер. – Русские прорвались. Сбор в деревне. Живо! Полная неразбериха! Собирай манатки. – Он был уже рядом. – Этих мы быстро ликвидируем.

Гребер почувствовал, как забилось сердце.

– Где приказ? – спросил он.

– Приказ! Браток, ты погляди, что творится в деревне, и никаких приказов не понадобится. Ты чего, не слыхал тут о наступлении?

– Слыхал.

– Тогда должен понимать. Давай быстрее! Думаешь, мы потащим эту шайку с собой? Прямо сквозь решетку ликвидируем.

Глаза Штайнбреннера блестели яркой голубизной. Нос заострился. Он теребил портупею.

– Здесь я отвечаю, – сказал Гребер. – Если у тебя нет приказа, вали отсюда.

Штайнбреннер расхохотался:

– Ладно. Тогда прикончи их сам.

– Нет, – сказал Гребер.

– Кто-то должен их ликвидировать. С собой мы их не потащим. Жми отсюда со своими нежными нервами. Давай, я за тобой.

– Нет, – сказал Гребер. – Ты их не застрелишь.

– Нет? – Штайнбреннер поднял голову. – Нет? – медленно повторил он. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Да. Понимаю.

– Вот как? Понимаешь? Тогда понимаешь и что ты…

Лицо Штайнбреннера переменилось. Он схватился за револьвер. Гребер поднял винтовку и выстрелил. Штайнбреннер пошатнулся и упал. Со вздохом, как ребенок. Револьвер выпал из ладони. Гребер смотрел на труп. Необходимая самооборона, думало что-то в нем. Над садом с воем пролетел артиллерийский снаряд.

Он опомнился, подошел к пристройке, достал из кармана ключ, отпер дверь: