Время жить. Книга вторая: Непорабощенные

Майдер Билон зевнул и отложил в сторону блокнот, в котором он кратко конспектировал допрос свидетеля. Если уважаемый профессор Дуйнуфар и скажет что-то интересное, его слова все равно будут запечатлены на пленке магнитофона. В это, впрочем, Билон уже не слишком верил. Процесс, перипетии которого по-прежнему не сходили с первых полос газет, не вызывал в нем ничего кроме скуки и отвращения.

Завтра… Нет, уже сегодня вечером исполнится ровно две недели, как он приехал в Зейгалап, полный надежд и желания самостоятельно и беспристрастно разобраться во всех обстоятельствах дела. И в итоге чувствует себя все больше запутавшимся.

Несообразности начались с самого первого судебного заседания, на котором прокурор потребовал осудить обвиняемого Корчера Джойвара не только по вполне обычной и скучной статье "Нанесение телесных повреждений государственному служащему в момент исполнения оным служебных обязанностей", но и по более чем двухсотлетней давности "Закону о бунтовщиках".

Данный закон был примечателен не только своей суровостью, так как предусматривал многолетнее тюремное заключение и даже смертную казнь, но и тем, что за последние сто семьдесят шесть лет по нему не было осуждено ни одного человека. Старые баргандские законодатели, введшие это положение в уголовный кодекс Горданы еще до обретения ею независимости, были людьми педантичными и установили в качестве абсолютно необходимого условия существование организации, поставившей своей целью насильственное свержение правительства страны. Зато при наличии таковой организации бунтовщиками, заслуживающими сурового наказания, становились все ее члены независимо от того, совершили они что-то противоправное или нет.

Во время принятия этого закона, в бурные годы незадолго до войны за независимость, подобная организация, бесспорно, существовала. Наличествовала она и сто семьдесят шесть лет тому назад, когда после поражения в Дахранской войне недовольные генералы, попавшие под резкое сокращение финансирования армии, решили взять реванш у себя дома. Но, по мнению Билона, попытка пришить Движению обвинение в подготовке насильственного свержения правительства была обречена на неудачу.

Тем не менее, процесс начался. В связи с серьезностью дела он был перенесен в городской суд Зейгалапа, поэтому первое заседание произошло на три дня позже запланированного срока. Стартовало оно с громкого скандала: представители обвинения выдвинули отвод судье, так как он был замечен в сочувствии Движению и даже посещал его митинги. После длительной перепалки, подробности которой смаковались всеми крупнейшими газетами и телеканалами, ходатайство было удовлетворено, но к тому времени уже наступили выходные.

На следующей неделе все, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Однако после того как первый день ушел на чтение обвинительного заключения и выяснение обстоятельств террористического акта, на несколько дней здание суда оккупировали какие-то странные личности, выступавшие с совершенно дикими и ничем не подкрепленными обвинениями в адрес Движения. Их, впрочем, внимательно выслушивали, прокурор задавал уточняющие вопросы, защитник вяло протестовал, а главный редактор постоянно требовал от Билона как можно более подробного изложения хода заседаний.

Последнее нравилось Билону все меньше и меньше. И вроде бы, он делал все правильно, сообщая читателям о ходе процесса и ничем не отступая от истины, но повторение в печати всей этой грязи, выливавшейся в адрес Движения, казалось ему надругательством над правдой. Билон чувствовал, что он в своих строго информативных статьях перестает быть нейтральным, добавляет свой голос в хор, осуждающий деятельность Движения, которому – в этом депутат Райнен Фремер был прав – не давали замолвить даже слова в свою защиту.

Черед защиты должен был наступить сегодня, но пока ничего интересного в зале суда решительно не происходило. Прокурор и профессор Лойсо Дуйнуфар уныло препирались по поводу того, можно ли считать призывом к террору цитирование Джойваром популярной среди молодежи песенки "Шлепни мусора" на каком-то собрании почти год назад, так что Билон решил, что магнитофонная пленка и в этот раз будет потрачена впустую.

Почти потеряв интерес к прениям, он обратил внимание на девушку, скользнувшую в зал через один из боковых входов. Он и раньше замечал ее на заседаниях – серьезную, молчаливую, с блокнотом и портативным магнитофоном такой же модели, что и у него самого, но так и не смог познакомиться. Она появлялась словно ниоткуда и исчезала в никуда после пресс-конференций, ни с кем не общаясь и никогда не засвечиваясь на журналистских тусовках.

Но сегодня у Билона появился шанс. Зал был, как обычно, почти полон, однако место рядом с ним почему-то пустовало, и девушка, тихо проскользнув вдоль ряда, присела на свободное кресло.