Время жить. Книга вторая: Непорабощенные

— Мадам, простите нас, — в голосе валезца чувствовалось неподдельная боль. — Мы помогали вам. Мы принимали вас целый месяц, но мы больше не можем. Страна переполнена беженцами, мы хотели бы накормить всех, но наша бедная земля не может родить столько! У меня двое детей, и каждый из них в сутки получает всего лишь по триста граммов хлеба и по половинке рыбы! Горданцы обещали нам продовольствие, они обещали вывезти часть людей, но они не сдержали своего обещания. Мадам, мне очень жаль вас. Но у нас в стране голод! Наши заводы стоят из-за отсутствия нефти! Мы больше не можем платить за ваше спасение от пришельцев жизнью наших детей!

— А чем все мы – лично мы – так сильно навредили вам? — выкрикнул Ворро. — Или в ваших портах корабли с беженцами тоже заворачивают обратно?!

— Нет, — был ответ. — Но мы должны сделать хоть что-то.

— Не отправляйте нас обратно, — простонал худой мужчина в очках. — Там ад! У нас есть деньги, много денег. Мы заплатим вам, сколько вы потребуете! Мы отдадим вам все! Только не отправляйте нас назад!

— Зачем нам ваши деньги? — с горечью спросил валезец. — Золотых сертификатов в стране как грязи, но на них ничего не купишь. Валез вышел из золотого пула, и теперь банки не меняют пайны на золото. Но и наши пайны уже не стоят почти ничего. Все распределяют по карточкам, и продуктов нет даже на черном рынке! Поднимайтесь на судно, прошу вас. Не заставляйте нас прибегать к насилию!

— Лучше убейте сразу! — яростно закричала женщина. Она поднялась на ноги и шла прямо на ружейные стволы, держа плачущего мальчика на руках перед собой. — Убейте нас обоих! Мой муж погиб, мои родители сгорели заживо под бомбами! Вы знаете, чего мне стоило добраться до моря?! Вы знаете, чего мне стоило попасть сюда?! Я не вернусь обратно!!!

Кто-то из валезцев резко сказал длинную фразу на своем языке и поспешно отвернулся, кажется, вытирая слезы. Несколько других согласно кивнули.

— Мадам, — тихо сказал валезец, знающий вилкандский. Он стоял прямо перед женщиной, опустив ружье. — Мы можем пойти на все ради спасения наших детей. Но мы не изверги! Вы можете остаться.

Неллью показалось, что женщина сейчас рухнет без чувств. Но она осталась стоять, только еще крепче прижала к себе ребенка.

— Оставьте и нас! — пожилой интеллигент поднялся на колени и пополз на них по направлению к пятящимся от него валезцам. — У меня нужная профессия! Очень нужная! Я врач, вернее, дантист. У меня был собственный кабинет в Савино! Я все ради вас сделаю! Только оста-а-авьте!!!

— Герус, не унижайся! — строго приказала его жена. — Спасибо вам за приятную встречу, господа. Надеюсь, что ваши дети останутся живы. Пойдемте же, не будем задерживать гостеприимных хозяев.

Она встала и, не оглядываясь, твердым шагом пошла по направлению к шхуне. Сходня, которую спустил матрос, еще свисала с носа, уткнувшись в прибрежную гальку. За ней потянулись и остальные.

Валезцы о чем-то посовещались между собой.

— Кто из вас члены экипажа? — спросил валезец-переводчик.

Моторист и матрос молча подняли руки.

— Если хотите, можете плавать на ней и дальше. Никто ведь не знает ее лучше вас. На борт поднимутся четверо наших, а вы высадите ваших соотечественников в Вилканде, а сами потом вернетесь на ней назад. Согласны?

— Еще бы! — воскликнул моторист. Он счастливо хлопнул по плечу здоровяка-матроса. — Живем, брат!

На остальных они старались не смотреть.

Неллью почему-то вспомнился тарануэсский аэропорт и люди за ограждением. Теперь за ограждением уже были они с Ворро, а эти двое рыбаков находились по другую сторону невидимой стены. Неллью чувствовал себя усталым и опустошенным. Великая цель, которая давала им силы на протяжении последних трех недель, перестала существовать. А впереди были еще один день и еще одна бесконечная ночь на утлом суденышке среди холодного осеннего моря.

Кто-то, кажется, турист, выразил это вслух.

— Нет! — раскованно засмеялся в ответ мальчишка-моторист. — Тут до нашего берега совсем не далеко. К вечеру добежим!

Он был счастлив, а у Неллью больше не было ни желания, ни сил завидовать ему или негодовать. Раньше, читая книги, он удивлялся, как люди могут опускать руки, покоряясь неблагоприятной судьбе. Сейчас он узнал это на собственном опыте. Апатия и безразличие охватили его почти целиком.

Кажется, эти чувства овладели и всеми остальными. Дантист, двигаясь как сомнамбула, наскоро перевязал руку пострадавшему братку и затем сел прямо на палубу, обхватив руками мачту. "Турист" и второй браток сидели рядом у борта, с неприязнью глядя на колышущуюся серо-зеленую воду. Худой мужчина в очках и жена дантиста стояли в одиночестве, опершись о фальшборт, и Неллью даже боялся, что кто-то из них, а то и оба вот-вот бросится в море.