Время жизни

И нижних жилых. Корпорации не имели возможности перепланировать застройку смешанных секторов мегаполиса, впрочем, у них не хватало ресурсов и на свои внутренние территории, потому повсеместно производственные мощности соседствовали с жилыми многоквартирниками, а те, в свою очередь, с коммерческими башнями ранней застройки. Бунт всегда был рядом в этом людском муравейнике. И бунт этот был страшнее вроде бы придушенных в перенаселенной Европе террористов. Для бунта не нужно взрывчатки, не нужно оружия, которое не пронесешь через расставленные повсюду анализаторы и тотальный контроль. Бунт – он висел в этом густом воздухе, напоенном смогом и человеческим смрадом. И потому бунты усмиряли максимально жестоко, не считаясь с потерями и не считая расходов.

В прошлые крупные волнения были целенаправленными подрывами снесены три башни с забаррикадировавшимися там людьми. Корпорации договорились, муниципалитет кивнул, место расчищено. Теперь там один из самых чистых и благоустроенных районов этого сектора.

Улисс в голос выругался, не обращая внимания на косые взгляды. Лифт остановился, выпуская его в холл.

Захария, отмена траектории ухода, нужно попытаться это прекратить.

Тот не ответил, но направление движения сменил. Захария – не боевик, подобно Улиссу, а ученый-аналитик. Ничего. Пригодится и он.

Теперь нужно избавиться от этой личины. Вот что ему сейчас нужно – безликая истинная внешность Соратника.

Лифт уже замедлял движение, приближаясь к эпицентру события, Улисс уже слышал рев толпы и сирены сигналов. Времени мало. Мгновенный импульс – отвернуться, забыть, перестать видеть – его ярости хватило, чтобы накрыть зонтиком кромешной слепоты все следящие системы в радиусе пятисот метров. Если постараться, можно осилить и больше, но тонкий контроль отнимает слишком много внимания, нужно оставить силы на осмысление ситуации, на активные действия. Чуть позже «зонтик» можно будет погасить, а связать творящееся вокруг с ним, мистером Никто, и тем более с его личиной уже никто не сможет.

А пока клочья пластического грима сырой клейкой стружкой летели под ноги, на лету рассыхаясь в пыль. Без тепла человеческого тела вещество коагулирует за полторы минуты. Если их лаборатории что и заподозрят, то и тогда максимум, что они получат, – марку мыла, которым пользовался Улисс.

Из полупрозрачного зеркала на него смотрело тонкогубое безволосое существо с болезненным румянцем на впалых щеках. Если вглядеться, в нем можно узнать Майкла Кнехта. Если очень хорошо вглядеться. Заглянуть на самое дно этих бесцветных глаз.

Там клокотала ярость.

Хорошо, начали.

Широкий холл одной своей стороной выходил на широкий застекленный балкон, оставшийся здесь невесть с каких времен. Теперь на такой высоте смог висел двести дней в году, а солнце заглядывало едва на неделю. Хорошо. Стекло позволяло куда лучше разобраться в том, что творится снаружи, нежели толстые бетонные стены. Двух взглядов хватило, чтобы оценить тяжесть ситуации.

Людской поток приближался с юга и юго-востока, пешеходные пандусы были там и сям впопыхах перегорожены рогатками, досмотровые пункты по инструкции перекрыты, бегали какие-то охранники из местных, на бегу пытаясь докричаться до начальства, в воздухе стрекотали три полицейских винтолета, из мегафонов доносились нарочито спокойные увещевания, которые, впрочем, никто не замечал.

Людской поток, зажатый неумными охранниками в узких проходах, уже начал выплескиваться через край. Раздались крики, первые человеческие фигурки покатились через заграждения на покрытие транспортной магистрали. Почему никто не перенаправил движение?

Улисс, я займусь транспортом, держи толпу.

Хорошо. Если эти беспорядки приведут к коллапсу транспортной системы, последствия будут непредсказуемыми.

Когда в Пекине шесть лет назад случился печально известный Поход Ста Тысяч, тридцатимиллионный мегаполис на полгода застыл в неподвижности. Сколько сотен тысяч просто погибло от голода и неоказанной медицинской помощи, не известно до сих пор, «Тойота» и «Сейко» договорились информацию не разглашать.

В этом секторе европейского мегаполиса живет сто миллионов. Ненависть в душе Улисса просто перехлестывала через край. Кого он так ненавидит… всю эту жизнь. Беспросветное существование, в котором все силы таких, как он, уходят лишь на то, чтобы не стало еще хуже.

Нужно взять под контроль толпу. Иначе все закончится трагедией.

Улисс ринулся вниз по служебным лестницам, на ходу ориентируясь в системе переходов этой части здания. Если не произойдет ничего непредвиденного, он успеет перехватить их на подходе, прежде чем толпа раздавит первых людей о бетонные опоры. Тяжело, но возможно. Главное, чтобы не случилось каких неожиданностей…

Ч-черт!