Время золотое

Градобоев собрал в своем штабе Координационный совет оппозиции для обсуждения предстоящего «Марша миллионов». В просторной комнате за овальным столом восседал сам Градобоев, бодрый, радушный, не вождь, не лидер, а гостеприимный хозяин. Вокруг него расселись соратники. Мумакин, вальяжный, с крепким лбом, твердым взглядом неутомимого борца и мыслителя, наследника великих «красных» традиций. Подле него поместился Шахес, маленький, верткий, с насмешливыми и настороженными глазками, которые, казалось, мерили расстояние от каждого из присутствующих до двери, сквозь которую, в случае опасности, можно было бы улизнуть. Лангустов, с изможденным, в складках и рубцах, лицом революционера, узника, мучительного эстета, отчужденно и небрежно оглядывал своих соседей. Так оглядывают пассажиров, случайно оказавшихся в одном с ним купе. Прямо, расправив плечи, сощурив холодные, жестокие глаза, сидел Коростылев, который, обменявшись рукопожатиями со всеми приглашенными, достал чистый платок и отер руку. Тут же восседала Паола Ягайло с зелеными глазами русалки, обнаженными плечами светской львицы и пленительной улыбкой, предназначенной прельщать, искушать, очаровывать. Все они, преодолев антипатии, биологическую неприязнь, усмирив гордыню, явились на зов Градобоева, признав за ним временную роль предводителя, кумира бурлящих толп, в которые каждый согласился привести своих сторонников.

– Господа, – бархатным баритоном произнес Градобоев. – Пусть скромный вид этой комнаты не скроет от нас грандиозного приближающегося момента русской истории, способного изменить судьбу государства, направить народную жизнь по новому руслу. Конечно же я говорю о послезавтрашнем дне, когда мы пройдем по Москве нашим «Маршем миллионов» и перевернем наконец мрачную страницу Чегодановской эры. Начнем писать историю свободной России. – Градобоев умолк, желая понять, не слишком ли напыщенны его слова, не вызывают ли они отторжения. Но у всех были серьезные лица людей, сопричастных истории. – Господа, наш союз будет отмечен летописцем, ибо он опровергает досужие домыслы, согласно которым оппозиция – это клубок жалящих друг друга змей. Мы, перед лицом исторического выбора, преодолели разногласия и соединились во имя России, во имя интересов народа, волю которого мы выражаем. И мы готовы взять на себя ответственность за судьбу государства. – Градобоев снова умолк, проверяя воздействие своих слов, и это воздействие удовлетворило его. Все лица, включая Паолу Ягайло, стали серьезными, выражали единомыслие и предчувствие грозных событий. – Мы должны вывести на наш «марш» полмиллиона человек. Для этого мы созовем всех наших сторонников, используем все наше влияние, но полмиллиона разгневанных, требующих справедливости граждан сокрушат любые преграды ОМОНа, направят свой разящий психологический удар прямо в лоб Чегоданову. И он, уверяю вас, сбежит из Москвы, откажется от выборов, и выборы будут отменены. Президент Стоцкий, он дал мне это понять, назначит новые выборы. И на этих выборах, совершенно легитимно, без пролития крови, мы придем к власти. – Градобоев торжествующе оглядел соратников, убеждаясь, что они согласны с его верховенством. Готовы нести в общую копилку свою репутацию, волю своих сторонников, готовы сжать стенобитный кулак для удара по Кремлю. – Господа, на нашей предшествующей встрече мы согласились, что предстанем перед народом единой командой. Покажем людям возможность истинной коалиции, полифоническую красоту коллективного разума. – Градобоев моментально оглядел соратников, убеждаясь, что все они по-прежнему видят в нем будущего президента, согласны с той ролью, которую они получат в кабинете министров. – Мне бы хотелось сейчас согласовать лозунги, под которыми пройдет наш «марш». Я жду ваших предложений. Вам слово, господин Мумакин.

Предводитель коммунистов напряг могучую синеватую жилу на лбу. Набычил шею, как он делал это во время выступлений на митингах. Стал непреклонным защитником тружеников и угнетенных.

– «Вся власть народу!», «Земля крестьянам!», «Заводы рабочим!», «Бесплатные образование и медицина!» – произнес он гулко, словно в раструб мегафона. А потом умягчился, заулыбался, умело превращаясь в добродушного, с крестьянским лицом человека. – А вообще-то пусть люди ставят пасеки и разводят пчел. В каждую семью – бочку меда!

– И ложку дегтя, – съязвил Шахес, но тут же потупился под строгим взглядом Мумакина.

– Под какими лозунгами пойдут ваши сторонники, господин Лангустов? – произнес Градобоев.

– Наши лозунги предельно просты. «Чегоданова – в клетку!», «Стоцкого – в клетку!», «Всех министров – в клетки!». «Зоопарк на Красной площади, вход бесплатный!» – Лангустов улыбнулся жестокой улыбкой, как если бы перед ним поблескивала окуляром французская телекамера. – А потом эти клетки поставить на медленный огонь, и мы поймем, как пахнет паленый либерал.