Время золотое

Москва в черном дожде пылала синей ртутью, брызгала белой плазмой. Дома казались огромными сосудами, в которых полыхал огонь, плескалось липкое пламя. Под колесами извивались разноцветные черви, из них струилась красная, зеленая, желтая жидкость. То падало из неба фиолетовое пернатое чудище, то всплывала из глубины огненная, с раскаленными жабрами, рыба. Навстречу летели сверкающие медузы, бесшумно расплющивались о стекло. Ее опутывали водоросли, ядовитые многоцветные стебли, сочно хрустевшие под колесами. Едкие, с мокрыми лепестками, цветы бились о стекло, норовили ужалить. Рекламы, как громадные светила, лиловые, изумрудные, рубиновые, проплывали над крышами. Она не узнавала Москвы, которая казалась бредом, больным сновидением.

Переулок у набережной, где находился штаб Градобоева, был перекрыт полицейскими. Елена бросила машину на набережной, где гигантский Петр в пятнах туманного света казался колючим, перепончатым динозавром, вставшим на задние лапы. Она прошла сквозь кордон полиции. Перед особняком толпился народ. Гудел мегафон: «Градобоев – наш президент!». Под фонарями светлели плакатики: «Чегоданов, ты украл голоса!», «Вор, верни, что украл!». Елена, глядя на балкон, на занавешенные светящиеся окна, снова пыталась звонить. И опять безуспешно. Она протолкалась к дверям с кнопкой домофона. Нажала. Голос спросил:

– Кто?

– Я, Елена Булавина.

– Приказано не пускать.

– Я пресс-секретарь Градобоева.

– Не велено. – И голос пропал.

Елена в отчаянии отступила. Стояла в толпе, слушая гул мегафона. Всматривалась в балкон, в занавешенные окна, не скользнет ли по ним знакомая тень.

Градобоев пережил потрясение, преодолел взрыв, разорвавший на лохмотья его личность. Чудовищными усилиями он собрал воедино разлетавшуюся галактику, вернул на место все ее планеты и звезды. Снова был ее центром. Непокоренный, несдавшийся, он продолжал сражаться. Был волнорезом, о который расшибался свирепый поток. Вспарывал волны, раздваивал их, укрощал ревущую громаду. Он оставался непобежденным борцом, идущим к победе через все поражения.

Градобоев не покинул особняк, сидел перед компьютером, набивая в блог послание к единомышленникам.

«Верная своим воровским законам, банда Чегоданова украла у нас победу на выборах. Тысячи нарушений – вброс фальшивых бюллетеней, угрозы избирателям, подмена итоговых документов и, главное, показания «электронного мошенника», системы «ГАЗ-Выборы», – все это превратило голосование в гнусный фарс. По подсчету наших и иностранных наблюдателей, мы победили с пропорцией 62 к 38 процентам голосов в нашу пользу. Чегоданов – узурпатор, совершивший государственный переворот. И мы скажем ему: «Нет!» Братья, собирайтесь на Болотной площади, приводите с собой друзей, соседей, детей. Покажем узурпатору, что мы не стадо покорных животных, не сборище рабов. Мы свободные люди, гордые граждане великой страны, и мы вернем украденные голоса. С нами все мировое сообщество, с нами все демократические страны, с нами историческая правда. Мы победим!»

Он слышал под окнами невнятный гул голосов, вой полицейской сирены. Вошел телохранитель Хуторянин, осторожный, вкрадчивый, зоркий, с той чуткой бдительностью, которая во всем подозревала опасность.

– Иван Александрович, перед входом собрался народ. И подходят все новые люди. Ваши сторонники не согласны с итогами выборов. Готовы идти к Дому Правительства. Им что-то надо сказать.

– Правильно, народ не сдается! Народ имеет право на восстание! Я сейчас к ним спущусь.

– Мне кажется, Иван Александрович, не надо спускаться. Лучше выйдите к ним на балкон.

– Еще лучше! В этом есть что-то революционное. Речь Ленина с балкона Кшесинской. Открывайте балкон, Семен Семенович!

Хуторянин отбросил штору. Стал открывать балкон. За зиму дверь балкона разбухла, приклеилась к косяку, и Хуторянин дергал, приподнимал дверь, прежде чем она открылась. В душную комнату пахнул весенний ветер, зашевелились на столе бумаги. Ворвался металлический гул мегафона, рокот толпы. Градобоев встал и, не набрасывая пальто, уверенно, широким шагом, ступил на балкон.

Переулок был полон бурлящих людей. Под фонарями виднелось множество лиц, плакатов, флагов. Вдалеке набережная Москвы-реки мерцала пролетными ночными огнями. В желтом зареве, огромный, в забрале и латах, стоял великан, и у его ног слабо переливалась ночная вода.

Люди, увидев Градобоева, радостно взревели, выше воздели плакаты и флаги. Вдохновленный этим приветственным рокотом, он, их вождь, их несдавшийся лидер, был готов обратиться к ним с пламенными, зовущими в бой словами.