Время Зверя

«Я не знаю, кто сказал, что на самый опасный зверь на охоте — это вепрь (ну или там волк, рысь, тигр и т. д.). Как по мне, так самый опасный зверь — это человек. Точнее, человек с ружьем. Еще точнее — дурак с ружьем.

Всегда находятся безмозглые кретины, которые прутся в лес, чтобы заняться „благородным и увлекательным спортом“ — охотой. Такие кретинов легко опознать: они имеют привычку объединятся в охотничьи клубы, хвастаться друг перед другом добытыми трофеями и родословными своих псов, а выезжая на природу эти „охотнички“ берут с собой бутылок больше, чем патронов…

По-моему, таких болванов надо просто отстреливать. Нет, не за то, что они болваны — если б за это пускали в расход, так полстраны пришлось бы под кладбище отвести; и не за то, что мешают настоящим охотникам — если кто из них у меня на дороге станет, то несчастный случай ему гарантирован, такие кретины мне не помеха…

Их надо отстреливать за то, что они превращают охоту единоборство человека и зверя — в дурацкий и пошлый балаган…»

Из дневников Владимира Аркадьевича Ахабьева, капитана НКВД.

* * *

Место для засады Гена выбрал почти идеальное. С поляны его заметить было почти невозможно: две поваленных сосны — слева и справа, густые и непроходимые заросли колючих кустов спереди, и толстый, в полтора обхвата ствол дерева сзади. Вот к этому стволу Гена и прислонился. А потом задремал, сладко посапывая носом и обнимая ружье, как ребенок куклу. Впрочем, сны ему снились не самые приятные: время от времени Гена начинал тихонько бормотать что-то сбивчиво-испуганное, а затем тоненько вскрикивал и едва не просыпался…

Взявшись за мокрый от утренней росы ствол «тулки», Ахабьев осторожно вытащил ее из объятий паренька, положил на землю рядом со своим обрезом, а потом сгреб Гену за грудки и рывком поднял его на ноги. В полный рост Гена едва доставал Ахабьеву до подбородка, а весу в нем было — килограмм шестьдесят, не больше…

— А?! Что?!! — спросонья пискнул парень.

Ахабьев встряхнул тщедушное тело и с размаха впечатал его в ствол дерева. Голова на тонкой цыплячьей шее безвольно мотнулась назад и затылок звонко стукнулся о сосну.

— Долго спишь, охотник, — угрожающе прошипел Ахабьев, приблизив свое лицо к заспанной физиономии Гены. — Так всю добычу проспать можно…

Пока Гена очумело моргал, пытаясь прийти в себя. Ахабьев перехватил отвороты его дешевой кожанки правой рукой, а левой начал отвешивать Гене оплеухи, сопровождая их риторическими вопросами:

— Я тебе где велел быть?! — Шлеп. — На кой хрен ты в лес поперся?! — Шлеп. — Героем решил стать?! — Шлеп. — Сам захотел Зверя убить?! — Шлеп. — Инициативу проявил?! — Шлеп. — Ты хоть понимаешь, что мог его спугнуть?! — Шлеп…

— Хватит… — взмолился Гена и плаксиво добавил: — Перестаньте… Пожалуйста… Ну хватит…

Ахабьев прекратил экзекуцию, подтянул Гену к себе и тихо прошептал:

— А на кого ты людей в Сосновке бросил — ты подумал, герой?

Гена всхлипнул и утер струйку крови из носа. Ахабьев брезгливо оттолкнул его, снова приложив об дерево.

— Когда ты ушел в лес? — спросил Ахабьев. — Сразу после меня или позже? Капканы хоть расставил? Чего молчишь, сопляк? Отвечай, когда спрашивают!

За одну секунду Гена успел ударить Ахабьева трижды: первый удар пришелся коленом в пах, второй — головой в лицо, а третьим был сокрушающий двойной апперкот в печень и селезенку одновременно. Ахабьев отлетел на метр и рухнул на землю, скрючившись от боли и прижимая локти к бокам.