Время зверинца

Я подозреваю, что работа над книгой сдвинулась с мертвой точки именно после того, как она решила подписаться другой фамилией. Сделав этот символический шаг, она наконец-то преодолела тяготевшее над ней «заклятие фактологичности».

— Надеюсь, ты заодно изменила и все другие имена персонажей? — сказал я. — Включая мое.

— Сколько раз повторять, что тебя там нет? Эта книга не о нас!

То же самое я много раз повторял ей: «Роман — это не интимный дневник с описанием моей жизни, Ванесса. Я пишу не о нас с тобой». Но в данном случае я имел все основания полагать, что роман написан как раз о нас, — не потому, что считал ее напрочь лишенной воображения, а потому, что она сама всегда яростно настаивала на необходимости показывать людей и события такими, каковы они в действительности.

— Разумеется, о Гае Эйблмане там ни слова, — сказал я. — И под каким же именем я выступаю? Гвидо Кретино?

«Мартышка», как мы с Ванессой для краткости (и, понятно, не без иронии) называли эту книгу, была экранизирована очень быстро — еще до того, как ее успели окончательно забыть все, кому довелось с ней ознакомиться. Единственным объяснением такой быстроты, на мой взгляд, является то, что Дирк де Вульф получил доступ к тексту еще раньше, чем я, и уж точно задолго до того, как он якобы случайно наткнулся на изданную книгу и подумал, что, хорошо зная описанные в ней места, он мог бы создать на ее основе фильм. Согласно моей теории, Ванесса так настойчиво выставила меня из дома как раз для того, чтобы впустить туда де Вульфа. Не знаю, заменял ли он меня в постели, но уверен, что он заменил меня в качестве литературного наставника и советчика. Наверняка это он торопил ее с написанием книги (отсюда и столь нехарактерный для Ванессы темп работы), уже тогда прикидывая сценарный вариант. Я также не исключал, что предварительная договоренность между ними была достигнута еще при встрече на его вульгарной яхте в Манки-Миа — либо во время ее первого визита вместе с поддатой мамочкой, либо позже ночью, когда она исчезла неведомо куда из фургона, пока я давил паука в компании той же Поппи; а через несколько месяцев он получил от нее условный сигнал: «Приезжай! Дело на мази, я тебя жду!» — и примчался в Англию. Так оно было или как-то иначе, сейчас уже не имеет большого значения.

Итак, я был фантастическим мужем: участливым, бескорыстным, неподозрительным и, превыше всего прочего, неконкурентным. Правда, был недолгий период — тотчас после обнаружившегося секретарства Поппи и первых намеков со стороны Куэрри на грядущие перемены в жизни Ванессы, — когда я выпал из игры. Этот период, предшествовавший изданию романа Ванессы, обещал быть чрезвычайно бурным и волнительным, однако я провел его в постели. Никогда бы не подумал, что нервные срывы могут быть такими умиротворяющими.

— Это потому, — говорила Ванесса, — что у тебя нет никакого нервного срыва. У меня однажды был нервный срыв, и, уверяю, с твоим он не имел ничего общего. У тебя всего-навсего хандра.

— Хандра? Ты называешь это всего-навсего хандрой? Краем глаза я постоянно вижу какие-то параллельные полосы и вспышки света. Моя семья распадается. Мой издатель умер. Меня перевели на «издание по заказу». Это не какая-то банальная хандра.

При этом я еще не упомянул связь Поппи с моим литагентом.

Ванесса не стала со мной спорить. Времена изменились. Она со мной уже не спорила, утратив к этому интерес, поскольку заранее было ясно, что любой более или менее продолжительный спор неминуемо завершится ее победой.

— Кстати, а когда это у тебя был нервный срыв? — спросил я.

— Он начался сразу после нашей свадьбы и продолжался без перерыва до недавнего времени.

Даже такая фраза теперь звучала у нее без вызова, едва ли не примирительно.

— Рад, что теперь у тебя все хорошо.

— Будет еще лучше, когда ты вылезешь наконец из постели.

Ее раздражало, что я целыми днями валяюсь в постели, скриплю зубами, грызу ногти, пью энергетические напитки и слушаю «Радио-4»;[92] а ведь было время, когда она многое отдала бы за то, чтобы меня вот так скрутило. Будь я на весь день прикован к постели, она могла бы спокойно заниматься своим романом, не слыша стука моей клавиатуры и не видя моей шевелящей губами физиономии. Но все это осталось в прошлом.

Я сейчас ничего не писал, а ей уже не было в этом нужды. Она свое написала.

— Какое чудесное чувство! — говорила она. — Как приятно сознавать, что я с этим покончила.

— Ты никогда с этим не покончишь, Ви. Если оно пошло, то уже не остановится. Ты обязательно начнешь писать новую вещь, раньше или позже. На всякий случай.

Я и понятия не имел, что у нее тогда уже дозревал сценарий и что она так или иначе поддерживала связь с де Вульфом. — Что значит «на всякий случай»?

— На тот случай — я говорю это с любовью и на основе опыта, — на тот случай, если первый роман не оправдает твои надежды. Второй роман пишется для подстраховки первого, а третий — для подстраховки…