Мне очень захотелось вместо слова “глядят” спеть “стучат”. Каково же было мое удивление, когда так спели все дети. Но никто даже не улыбнулся, подмену заметила только воспитательница. Тогда я впервые подумал о возможности понимать мысли на расстоянии. Некоторое время я считал, что люди способны слышать мои внутренние рассуждения без слов, как бы видя их. Я даже начал беспокоиться, у меня уже появлялись придумки, которые не хотелось раскрывать. Но взрослые не обращали на меня внимания, и я скоро успокоился.
* * *
Зимой мама возила меня в детский садик на санках. От этих поездок осталось ощущение тихого уюта и безмятежного счастья.
Выходили из дому затемно. Месяц ярко сиял среди фонарей. Иногда на нем появлялся еле заметный носик. В те года я ясно различал горы на Луне. Порой мне снился месяц – живой, как в сказке. Это были беспокойные, красивые, цветные сны.
Как-то приснилось, что я падаю с горы. Мама сказала, что люди часто летают во сне. Но мне снились только падения, и я решил непременно научиться летать. И вот по утрам в дремотном полусне я учился летать, зависал в воздухе, медленно плавал по комнатам. Расположение вещей во сне и наяву зачастую не совпадало. Это были всего лишь сны.
* * *
Запомнилось, как встречали в садике Новый Год. Посреди актового зала поставили нарядную елку, а в углу – несколько маленьких елочек, как бы кусочек леса. Были и Дед Мороз со Снегурочкой, и снеговик, и зайцы. Я участвовал в небольшом конкурсе. Надо было быстро повязаться фартуком и выпить бутылочку молока из соски. Молоко успело прокиснуть, и мой соперник не стал его допивать, убежал, расплакавшись. Я пожалел его и подумал, что сам бы не огорчился проигрышем. Какое-то время я размышлял о том, хорошо ли вообще побеждать, когда остаются проигравшие. Можно ли так устроить жизнь, чтобы в выигрыше были все? Мне казалось, что можно.
* * *
Больше всего мне не нравился ледяной кефир, который нам давали на ужин. Подогревать его то ли ленились, то ли не было возможности. Из-за этого кефира я часто болел, особенно зимой. Отказаться от него было нельзя: в саду заставляли съедать и выпивать все, что готовили, причем быстро. Сопротивляться было трудно.
Помню, как-то раз я улегся в группе прямо на ковре и пытался понять, отчего я так необычно и неприятно воспринимаю свое внутреннее состояние. Наверное, я заболевал гриппом, и поднялась температура. Захотелось поставить раскладушку и лечь в постель, но мне не позволили – не положено. Я подумал, что со взрослым бы так не поступили. Ведали бы они, с кем имеют дело! Я чувствовал себя взрослым человеком, носившим образ ребенка, но протестовать и доказывать не стал. В те моменты вслушиваясь в самого себя я получил ясное представление о том, что могу предвидеть будущее, что знание будущего возможно. Я понял, что мне надо учиться, иначе моя жизнь может оказаться непродолжительной из-за болезней и других напастей. Подумалось также, что особенно трудно будет пережить двадцатитрехлетний рубеж. Сочетание двойки и тройки. Почему? Тогда я не знал. Или не хотел знать.
Частенько, смотря на пластмассового зайца, я думал, что и когда вырасту – с ним не расстанусь, и он будет стоять в зеркальном шкафу. Появлялась уверенность, что я доживу, вырасту, стану большим, какие бы ни происходили неприятности. Со временем краска на игрушке начала облезать, разжеванное ухо совсем растрепалось, это привело меня в растерянность, но потом я решил, что обязательно куплю нового, точно такого же, и непременно когда вырасту, поставлю в шкаф со стеклянными дверцами и зеркальными стенками, хоть у нас тогда и шкафа-то такого не было. Эти мысли были настолько яркими, осязаемыми даже, что я не сомневался, что так будет.
* * *
Осенью мы – я, брат и родители – переехали из бабушкиного дома в городскую квартиру. Новое жилище показалось мне пустым, чужим, неприятным. На кухне бегали огромные тараканы. В комнатах было очень холодно. Я начал болеть. Ходил на уколы, собирая, как вознаграждение, бутылочки от лекарств. Приходила комиссия от ЖЭКа, мерили температуру под кроватью, бессильно разводили руками.
* * *
Однажды я услышал по радио рассказ Тургенева "Муму". После этого здание детского сада – красивый двухэтажный дом, окруженный забором, —представлялось мне бывшим помещичьим особняком, отнятым у богачей после революции, о которой я слышал много рассказов от бабушки. Я воображал, что где-нибудь поблизости в сарае мог жить дворник Герасим, уже без Муму. Революция загадочным образом связывалась с судьбой бедной собачки.
* * *
Группу иногда водили в кинотеатр. После фильма "Аты баты, шли солдаты" я остро, болезненно осознал, что недавно в моем мире была жестокая война.
Прошлого не изменишь. Оно всегда будет меня мучить, пока я жив. Надо как-то привыкать. Нет, не просто будет жить в этом мире. Но что делать? Возможно, мне предстоит спасти этот мир.
Взрослые заверяли, что сейчас все страны борются за мир и счастье, и войны уже никогда не будет.