Времяточец: Исход

К радости Геринга, Гиммлер рассердился и покраснел. Он прекрасно осознавал контраст между своей близорукой фигурой с брюшком и светловолосыми молодыми великанами на плакатах, агитирующих за вступление в СС.

– Сейчас меня не радует вхождение в круг общения Гитлера новых людей, – многозначительно сказал Гиммлер. – Пока эта проблема не решена...

Геринг кивнул:

– Ты же понимаешь, мы не сможем скрывать это вечно. Представь себе, что будет, если это случится на публике, когда он произносит речь?

– По словам доктора Кригслитера, Фюрер уязвимее всего после выступлений, когда он утомлён, и его чувство самосохранения понижается.

– Но ведь приступы случаются всё чаще?

– Доктор Кригслитер уверен, что их можно контролировать, возможно, при помощи гипноза, если только Фюрер согласится.

– Не согласится, – уверенно сказал Геринг. – Ты очень высокого мнения об этом Кригслитере, не так ли?

– Доктор Кригслитер – человек исключительного ума. Работа его Бюро Арийских Исследований исключительно важна для СС и Рейха.

Геринг засмеялся:

– Пора тебе уже понять, что СС – это частная армия наёмных убийц, а не мистический орден или солдаты-монахи. Я слышал о том, чем вы там, в замке, занимаетесь. Тайные алтари, часовни СС...

– Национал-Социализм это дух, а не только плоть, – сердито сказал Гиммлер.

– Знаешь что, Генрих, занимайся духом, а я буду заниматься плотью! – большой живот Геринга затрясся от хохота. – А что будем делать с этим загадочным Доктором?

Гиммлер пожал плечами:

– Если Фюрер решил с ним дружить, мы мало что можем сделать. Кроме как следить за ним, разумеется.

– Разумеется, – насмешливо сказал Геринг. – Но ты ведь за всеми следишь, не так ли, Генрих?

Гиммлер сердито на него посмотрел, но не ответил.

Геринг мысленно улыбнулся иронии этой ситуации. Они ненавидели и боялись друг друга, они соперничали друг с другом за положение в Рейхе и за расположение Фюрера. Однако в данный момент они были союзниками.

Они оба понимали, что продолжительный успех Рейха, их карьеры, даже их жизни зависели от одного человека – Адольфа Гитлера.

От Фюрера.

А Фюрер сходил с ума.

3. ОДЕРЖИМЫЙ

Позже, той же ночью, невысокий коренастый мужчина с толстой шеей спешил по коридорам гостиницы «Дойчер Хоф». Остановившись напротив одной из дверей, он тихо постучал:

– Герр Доктор?

Ему ответили:

– Войдите!

Поскольку было три часа ночи, посетитель удивился, обнаружив, что Доктор одет и не спит. Он сидел в кресле, в кругу света, отбрасываемого высоким торшером.

– Да?

– Простите, что потревожил вас так поздно, герр Доктор. Меня зовут Борман, Мартин Борман. Я имею честь быть секретарём Фюрера.

Доктор кивнул, но ничего не сказал.

– Фюрер... – начал Борман.

– Хочет меня видеть, – закончил Доктор. – Как видите, я уже готов и жду.

Мартин Борман посмотрел на Доктора с благоговением. Откуда он мог знать?

– Пройдёмте за мной, герр Доктор.

Борман провёл Доктора по тихим коридорам, затем в дверь, охраняемую эсэсовцами, а затем в большую слабо освещённую комнату. В комнате основным предметом мебели был огромный стол, на котором горела единственная настольная лампа. За столом сидел Адольф Гитлер и быстрым нервным росчерком одну за другой подписывал бумаги.

Когда Борман заводил Доктора, Гитлер подписал последний документ в толстой стопке, отодвинул стопку в сторону и облегчённо вздохнул. Борман поспешил к нему, чтобы забрать и унести подписанные документы.

– А, мой добрый Борман, – сказал Гитлер. Он посмотрел на Доктора. – С Борманом я могу за десять минут изучить стопку досье, над которой с другим человеком работал бы несколько часов, – он встал и положил руку на плечо Бормана. – Если я скажу ему «Напомни мне об этом через шесть месяцев», я могу быть уверенным, то он это сделает.

Борман покраснел от гордости. Такие моменты похвалы были для него смыслом существования.

– Я буду рядом, на случай если понадоблюсь, мой Фюрер, – он кивнул и ушёл, унеся с собой стопки документов.

Гитлер подошёл к одному из двух кресел, стоявших у окна, жестом предложив Доктору сесть в другое. Какое-то мгновение он смотрел в окно. Всё ещё были видны остатки процессии с факелами, изгибавшейся по улицам Нюрнберга.

Не устают ли эти люди боготворить своего Фюрера? – подумал Доктор. И не устаёт ли он сам от их поклонения? В свете настольной лампы лицо Гитлера казалось осунувшимся, даже загнанным. После долгого молчания он заговорил низким, нерешительным голосом.

– Когда мы встретились в Мюнхене, в мой самый тёмный час, вы сказали, что настанет день, когда я буду править Германией. Сегодня вы сказали, что знали уже тогда...

Доктор склонил голову.

– Откуда вы знали? – хрипло спросил Гитлер.