Времяточец: Откровение (ЛП)

Заревев, Времяточец бросился вперёд и взмахнул рукой. Вырвавшиеся сквозь материал перчатки когти рассекли лицо Доктора. Он упал, держась за щёку. Когда он встал, на щеке было три параллельных шрама. Он тихо прижал к ним носовой платок.

— Это самое меньшее из того, что тебе доведётся испытать от моей руки, Доктор, — ворчал Времяточец, сдерживая свою ярость. — Если бы ты отказался от своего крестового похода против меня, я мог бы даже выполнить твою просьбу, отпустить твою спутницу, придумать другие способы выживания. Теперь же я вижу, что у меня действительно нет выбора. Я изучил твои методы, отслеживал твои планы, наблюдал за твоими действиями. Теперь я воспользовался ими всеми против тебя. У меня есть данные памяти твоей спутницы. Её личность, её жизнь, её «я».

Доктор встал и посмотрел Времяточцу в глаза.

— Прояви, по крайней мере, милосердие к ней. Верни её в её тело. И я соглашусь на переговоры.

— О да, — засмеялся Червь. — Согласишься. Но лишь до тех пор, пока она в моей власти. Я отказываюсь тебя недооценивать, Доктор.

— Что тебе от меня нужно?

— Это я скажу тебе позже. А вначале ты должен отправиться за Дороти.

Доктор приблизил лицо к оскалившемуся монстру и увидел в отражении в блестящем голубом лбе свою кровь.

— Её имя, — прорычал он, — Эйс.

— В данный момент, — улыбнулось ему существо, — это зависит только от меня. Я уже заманил её в… А впрочем, нет. Я отказываюсь открывать тебе все свои карты. Встретимся здесь через час, — смутный прерывистый звук уже сотрясал воздух в пузыре, созданном ТАРДИС. — И тогда ты сможешь отправиться туда, где она. А пока что тебе лучше присмотреть за гостями.

Сказав это, Времяточец ускакал, скрывшись за гребнем лунного холма. Доктор провёл его взглядом.

— Не забудь, — тихо сказал он, — что я предлагал тебе милосердие.

Он ещё раз взглянул на свою спутницу и убрал с её лба капельку грязи.

— Прости меня, — прошептал Доктор.

***

С рёвом искажающегося пространства-времени возник большой объект, его посадка подняла огромные расширяющиеся тучи лунной пыли. Он окружил собой Доктора и ТАРДИС.

Церковь святого Христофора прибыла на Луну.

Для Трэло и Хатчингсов это выглядело так, словно Доктор и полицейская будка внезапно возникли в церкви, в проходе между скамьями, а на алтаре появилась лежащая в коме женщина.

Эмили завизжала, а затем прикрыла рот рукой. Доктор кивнул Трэло, сел на скамью, и задумался.

— Доктор! — вскрикнул удивлённый преподобный. — Что вы здесь делаете?

— Спасаю мир. Вы на Луне. Существо по имени Времяточец воспользовалось каким-то мощным источником психической энергии и перенесло вас сюда. Зачем — не знаю. А теперь дайте мне подумать.

Он сел и задумался, внимательно глядя вдаль. Время от времени он протирал рану на щеке. Питер Хатчингс выглянул в окно и увидел лунные кратеры. Затем он посмотрел на Эйс. Затем на Доктора. Он поднял палец, чтобы задать вопрос.

— Нет, дорогой, — сказала его жена. — Лучше я.

Она села рядом с повелителем времени и коснулась его рукава:

— Эй, этого недостаточно. Нам нужны ответы на некоторые вопросы.

— Вы уверены? — Доктор посмотрел на неё. — Вам они не понравятся. Я Доктор, а это, — он указал на лежавшее на алтаре тело, — моя подруга Эйс.

— Доктор, — беспокойно сказал Саул. — У вашей подруги отсутствует мозговая активность. Она, простите меня, умерла.

— Ещё нет, — пробормотал повелитель времени. — Пока я жив, она тоже жива.

***

Хеммингс не был Хеммингсом. Он был гребнем волны, лёгким отличием от океана бессмысленного хаоса. Его толкало и тянуло ко всем сильным концепциям, наталкивало на эмоциональные напыщенные речи, он изо всех сил удалялся от ложных догм и извращённых концепций. Лишь понимание того, чем он не был, не давало ему раствориться в этом море данных. Он не был ни коммиком, ни черномазым, ни гомиком. Он не был… Море продолжало изменяться, а он продолжал спорами удерживать свою личность. Его никогда не спрашивали о том, кем он был.

Рядом с ним плавали другие, очевидно другие, шипастые и стрекочущие. Дьяволы, которых он когда-то нарисовал, а потом перерисовал в арийских ангелов. Перед ним раскрывались ворота, и он почувствовал, что кто-то прижал к его лбу розу, и её шипы начали прокалывать его кожу.

Это было не то, во что он, как ему казалось, верил. Он думал, что верит в славные военные небеса, в легионы кавалеристов, сражающихся и пирующих. Так ему рассказывал отец.

Но его отец не давал матери раскрыть рот, а она тихо продолжала верить во что-то другое, отчаянно ища утешения в своих чётках, когда Руперт радовался каждой победе Германии.

Его мать знала, во что её сын верил на самом деле, в глубине души; что его заставляло просыпаться каждый раз, когда он слышал ночью плач в камере.

В аду мучают мучителей.

***