Читаем Врубель. Музыка. Театр полностью

Христос в станковых композициях Врубеля 1887—1888 годов, насколько можно судить по сохранившемуся рисунку углем, подобен бродячему философу Крамского на его известной картине, где мы видим страждущего человека, угнетенного тяжестью раздумий о жизни людей и своем собственном тернистом пути. Сходство видно в выборе характера интеллигента-мыслителя, в драматической застылости лица и рук, в сцепленных пальцах, выражающих силу мучительного напряжения мысли. У Крамского физическое усилие подчеркнуто чрезмерно, Врубель не преувеличивает здесь жест, и потому в его Христе руки не соперничают с духовной значительностью лица, а подчинены ей.

25. Ангел с кадилом и со свечой. 1887

26. Христос в Гефсиманском саду. 1888

В изобразительном языке Врубеля выразительность сцепленных пальцев рук, соединенных ладоней встречается часто как излюбленный прием выражения драматизма переживаний: в «Сошествии св. духа», в эскизах «Надгробный плач» (первый и второй варианты). В этом направлении он разработал широчайшую психологическую шкалу «говорящих» рук от киевских росписей и эскизов к «Демону сидящему» до «Царевны Волховы» и портрета В. Брюсова. «Христос в Гефсиманском саду», как бы это ни казалось странным или «богоборческим», был одним из шагов, приблизивших художника к воплощению главного образа его искусства — к «Демону» 1890 года.

Большой рисунок — картон к «Гефсиманскому саду» вызывает в памяти и картины Н. Н. Ге на тот же и другие сюжеты из земной жизни Христа. Сравнить одноименные произведения Врубеля и Ге интересно не только в русле определенного художественного направления русской живописи XIX века, но и с точки зрения известного переплетения жизненных путей этих двух художников. Случилось так, что с 1896 года, став мужем Надежды Ивановны Забелы, Врубель породнился и сблизился с семейством Ге, старший сын которого Петр Николаевич был женат на сестре жены Врубеля Екатерине Ивановне. Михаил Александрович провел несколько летних сезонов в имении автора знаменитых запрещенных царскими цензорами картин, друга Л. Н. Толстого, и работал в мастерской, где совсем недавно старый художник создавал последние евангельские картины. В мастерской еще сохранились палитры и кисти покойного, на стене была нарисована мелом голова Христа из «Распятия», а на стене узкой и длинной столовой комнаты можно было видеть один из вариантов композиции этого произведения. Здесь Врубель изменил свой взгляд на живопись Ге[70].

Композитор Б. К. Яновский слышал от Врубеля, что он высоко ставил Иванова, но терпеть не мог Ге — «художника, который вместо искусства занимается кладкой печей»[71]. Должно быть, Врубель имел и виду духовный кризис Ге в 1880-е годы, когда он почти не писал и хотел заниматься обычным сельским трудом. В 1890-е годы в доме толстовца Врубель не выносил идей Льва Николаевича, а о художнике Ге у него сложилось другое мнение: он признавал значительность его картин и высоко оценил «В Гефсиманском саду»[72]. Летом 1897 года Михаил Александрович много говорил о Н. Н. Ге и больше всего об этой картине: «Там так передан лунный свет, как будто видимый во время головной боли»[73].

В чем причина нелюбви Врубели к Ге в 1880-е годы? Видимо, главное здесь — увлечение идеями Толстого, отказ от искусства и занятие хозяйством — кладкой печей. Художники должны были встретиться в 1880 году в школе Мурашко, и мысли Ге об искусстве, изложенные им в беседе с учениками киевской рисовальной школы, были близки Врубелю, хотя он был моложе автора «Тайной вечери» на двадцать пять лет.

В основных положениях эстетические взгляды Ге и Врубеля были схожими. Молодой художник еще до возможной встречи с известным мастером в школе Мурашко был убежден в величии миссии художника, в том, что художественный талант дан не для пустяков, для удовольствия или потехи; он «дан для того, чтобы будить и открывать в человеке, что в нем есть, что дорого, но что заслоняет пошлость жизни» (выделено мною.— П. С.). Он должен был быть заодно с Ге, когда мастер призывал к освобождению искусства от низменной зависимости, утверждал необходимость высоких идеалов в творчестве, потому что «искусство поднимает душу от земли к небу», что оно призвано служить не отдельным лицам, а всем людям — «без этого искусства ни один народ не жил и не живет», что людям нужен художник одаренный, «ясновидящий, радующийся радостью всех и страдающий страданиями всех»[74]. Эти убеждения Ге, сложившиеся под влиянием учения Толстого и откровений Александра Иванова, разделил и Врубель, хотя подобные воззрения были у него еще до Киева.

27. Два ангела. 1887

28. Ангел. Эскиз. 1889

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное