Всадник

– Свидание в Ламарре? – покатывался Сюцай. – Уж про свидания-то мне известно: для них я достаточно местный, в квартале ароматных свечей меня все девчонки знали… Считай, половину своих кровных там оставил, так что верно тебе говорю: никакой разницы в свиданиях между Ламаррой и Маритимом нет.

– Бестолочь ты! – Лот зло плюнул на дорогу. – Угораздило же оказаться в одной повозке с щелеглазым цыплаком! Да ты не пузом судишь, а сказал бы я чем… Ведь про свидание в Ламарре все дети Маритима знают.

– Ну а я вот не знаю. Расскажи, все равно до Ламарры еще долго.

Лот обреченно выдохнул, оглянулся на застонавшую во сне жену и завел рассказ, словно бы нехотя.

– Давным-давно, сколько именно лет назад, не скажу, а только было это задолго до деда моего деда, в Маритиме жил-поживал один большой человек. Очень важный. Ты ведь знаешь про наш Морской храм – то есть про храм Звука моря? – Сюцай легкомысленно кивнул, жуя соломинку. – Ну вот. Человек этот был начальником над музыкантами храма. Должность его называлась Господин муз. А ты, наверное, слышал, что музыка в храме должна звучать всегда – днем, ночью, в ураган и во время войны. Не должна, в общем, прекращаться. Так вот именно этот человек, а звали его странным именем Уго, и по отцу как-то длинно и сложно – я никогда запомнить не мог, – так вот этот-то Уго и отвечал за то, чтоб музыка звучала. Как он это делал, никто не знал толком – где-то находил детей, которые могли слышать музыку в голове, а потом учил их отдавать эту музыку другим. Учил их трогать нити на инструментах. А в храме каких только инструментов нет! Бесконечные струны, натянутые между этажами под специальным углом, листы металла, стеклянные бокалы, и это только самое простое. Ты, кочевая башка, такого и не видел никогда. И звуки под стать. Неземные звуки, вот что. А Уго еще надзирал над мастерской при храме, где всякие инструменты изготавливали, и делал он так, что ни один шпион не мог выкрасть ни записей музыки на коже, ни инструментов, ни мастеров, ни материалы, из которых делались инструменты, ни их названия, ни музыкантов. В общем, Уго все уважали и боялись, хотя и не любил никто, даже мастера музыки. И вот однажды…

Лот сделал в нарративе драматическую паузу, и повозка проухала по кочкам, укрытая молчанием, как супница крышкой.

– Однажды, – продолжил Лот, – в покои Уго вбегает музыкант, кидается это он перед Господином муз на пол и просит его выслушать. Уго хмурится, но велит говорить. А дело в том, что музыкантам нельзя выходить в город – они живут на полном довольствии, вроде как в монастыре, и законы Храма суровы. А этот музыкант нарушил закон, вышел и должен в этом признаться Уго, хотя он не просто музыкант, а первый Мастер струн. «Почему же ты говоришь мне об этом?» – спрашивает Уго. «Потому что мне грозит смерть», – ответствует Мастер струн. И рассказывает, что сбежал из Храма, чтобы купить на рынке рыбьего клея для поврежденного инструмента вроде деревянной груши с натянутыми нитями. «С каких же пор рыбий клей стал смертелен для жителя Маритима?» – спрашивает Уго недобро. Вообще-то был он неласковый, и это, считай, так, мягко пожурил. Про него говорили, что за провинность мог наказать по всей строгости – якобы превращал он музыку в ядовитых аспидов и напускал их на своих несчастных врагов, но об этом, медзунамец, пока речи нет. Ну так вот. «Я встретил на рынке Смерть, – в отчаянии говорит Мастер струн. – Это была пустота в плаще цвета… пустоты. И в капюшоне у нее ничего не было – только что-то еще темнее пустоты. Она сделала мне знак, по которому я понял: она ждет меня». Но Уго тяжело было вывести из равновесия. Вот он и отвечает спокойно: «Чего ж ты хочешь? Могу приказать казнить тебя за провинность, и все тогда сойдется». «Господин, – просит в ответ Мастер струн, – я молод и хочу жить. Обещаю, что забуду музыку, отрежу себе большой палец на правой руке и никогда, никогда не смогу больше держать»… – тут Лот немного напрягся, – мычок. Или тычок. В общем, назвал он правильным словом этот длинный прут с жилой, которым водил по деревянной груше. «Я уеду в Ламарру к эфестам, женюсь на эфестянке, и у меня будет еще много, много лет. Отпустите меня, господин!»

Сюцай почесал затылок, а затем спину.

– И чего?

– Чего, чего, – пробормотал Лот. – Ну вот, Уго смотрит на спину музыканта, потому что тот лежит лицом в землю, и молчит. Тогда Мастер струн медленно выпрямляется, оставаясь на коленях, потому что он, как это… прочитал в молчании Господина свой приговор. Но не тут-то было. Уго велел ему ждать, поднялся от удивительного инструмента с белыми и красными педальками, за которым сидел, закрыл его крышкой и… покинул храм.

Повозка проехала еще с милю. Медзунамец молчал, ожидая продолжения, а Лот задумчиво чмокал губами, слегка подгоняя уставшего мула. Наконец его спутник не выдержал:

– Не томи, чего затих?

Лот продолжил, довольный тем, что сумел заинтересовать собеседника: