Мы отнесли ее в дом. Уложили. Меня била мелкая дрожь. Джереми молча и сосредоточенно осмотрел рану, она оказалась пулевой и очень неприятной, хоть пуля и прошла навылет, похоже, было серьезно задето легкое. Хотя как оно может быть задето несерьезно?
Джереми, видя мое состояние выгнал меня прочь, как мог обработал рану и сказал, чтобы я брал лошадь и скакал куда-нибудь искать лекаря.
А дальше. Что дальше. Я не буду рассказывать, как мчался через ночь неизвестно куда, как неизвестно где нашел какого-то лекаря, немного понимавшего по-французски, как притащил его к раненой. Мои беспорядочные мысли о том, что смысл имеет лишь то, что мы делаем в данный момент. Потому что тем самым мы одновременно используем свой предыдущий жизненный опыт, и делаем некий задел на будущее, пускай самое ближайшее, ибо никакому планированию жизнь не подлежит. И я скакал, скакал…
А все остальное – ерунда. Ерунда. Ерунда.
«Но… Все было напрасно. Наверное, когда я умру, то попрошу написать на своей могиле эти слова…»
х х х
Слова не мальчика, не мужа.
так… что попало, хер поймешь…
(
Коновалов немного побродил по закрученным коридорам. Пусто. Пусто и тихо даже звук шагов приглушенный и неестественный. Странное место, но не более подумаешь, удивили, немало таких мест повидал.
А еще больше не повидал. Ла-Корунью, например. Чего это вдруг вспомнилось?
Ответ пришел незамедлительно:
Капитан сплюнул. И представил землю, залитую солнцем. Берег Бискайского залива блестит и переливается.
Маяк. Залив. Вдоль берега снует неутомимый испанский трамвайчик. Рыба, ракушки, голово и членистоногие.
«Это не было характерно для здешних, зимой дождливых мест». Кто это сказал, старлей, кажется? Да любил брякнуть, что попало. От души.
Подумаешь пирамида. Проникнуть внутрь для капитана не представило труда. Комп помог, да и сноровка имелась.
А вот то, что он обнаружил внутри, его несколько разочаровало. Ну да, ощущался запах древности, но в целом ничего интересного. Стены да коридоры. И в прошлой жизни и в послесмертии, Коновалов насмотрелся всякого. Бывало и покруче.
Клиенты пока никак себя не проявили, но у капитана была твердая уверенность, что ближе к ночи они будут на месте. Чтобы хоть чем-то себя занять Коновалов сделал пару закладок. На всякий случай. В одной он припрятал дюймовую металлическую трубу, а в другой полуметровый кусок стального прутка, найденного неподалеку в одном из боковых ответвлений.
Похлопал себя по карманам, нащупал фотографию с троицей Идущих. Уже, пожалуй, не нужна. Бросил ее в угол. От фотографии со стариком он избавился раньше, еще снаружи. Прошел до следующего поворота и решил, что пора выбираться поближе к выходу, там удобнее подождать. Хотя как он понял из инструкций, можно было ждать где угодно и как угодно, ибо согласно расположения линий его судьбы встреча эта была неизбежна. В обстановке величественной могилы фараона это уже не казалось бредом.
Рога чесались неимоверно и, похоже, потихоньку росли.
«И зачем мне все это?» – в который раз подумал капитан.
Почему-то на ум пришел один мальчик, спасенный подразделением Коновалова в одной из горячих точек. Он принадлежал к одной из фанатичных сект этой довольно экзотической страны. Хотя экзотика, как известно вещь относительная. И был предназначен в жертву. То есть по достижении половозрелого возраста, должен был тупо лечь под нож жреца и тем самым выполнить свое предназначение. Самое странное. Что на свое нежданное спасение отреагировал он с точки зрения Коновалова странно. Он стал плакать и причитать. Выяснилось, что теперь он очень расстроен, так как не сможет выполнить свою миссию, и будет неугоден богу. Такие вот дела.
Так он еще подлец сказал, вернее спросил:
« А вы зачем живете?»
И никто ему не ответил. Такие вот дела. Он хотя бы знал, к чему он стремится. Вот и думай себе, во благо ли спасение? Хотя, что с них взять с фанатиков долбанных?
Откуда-то пришел ответ:
Капитан вздохнул и пошел дальше. Похоже, что внутренний комп стал подстраиваться под настроения своего временного хозяина.
х х х
Сижу на Монблане
над всею Европой
и грустно гляжу
с неподтертою жопой