Всадник без головы

— Caramba! Я платил достаточно часто, чтобы знать цену. Вот вам монета, а вот посуда. Наполните ее, только поскорее.

— Вы торопитесь, мистер Диаз? Я не заставлю вас ждать. Вы, вероятно, спешите на охоту за дикими лошадьми. Боюсь только, что если в табунах есть хорошие лошади, то ирландец поймает их прежде вас. Он уехал из моего дома ночью. Странный гость этот мистер Морис Джеральд! Никто никогда не знает, чего от него ждать. Я ничего не могу сказать против него. Для меня он был хорошим посетителем. Он расплатился по своему большому счету, как богатый человек. Его карманы были полны долларами.

Мексиканец был живо заинтересован сообщением Обердофера. Он обнаружил это легким возгласом удивления и нетерпеливыми движениями.

Однако ему не хотелось, чтобы это заметили. Вместо того чтобы расспрашивать Обердофера и таким образом выдать себя, он ответил с небрежным видом:

— Это меня не касается, кабальеро. В прерии достаточно мустангов. Хватит на всех… Будьте здоровы, сеньор, и дайте мое агвардиенте.

Немного огорченный, что ему не дали посплетничать, немец стал быстро наполнять флягу. Не пытаясь больше продолжать разговор, он протянул ее мексиканцу, взял доллар и вернулся к своим завсегдатаям.

Диаз, несмотря на жажду, вышел из бара, не открывая фляги, и как будто даже забыл о ней. Он был теперь возбужден чем-то, что было сильнее желания выпить.

Не теряя ни минуты, он сел на своего мустанга и заехал в три хижины на окраине сеттльмента, а после этого отправился в свое хакале. По дороге Эль-Койот заметил около хакале следы подкованной лошади.

«Caramba! Капитан-американец был здесь сегодня ночью. Чорт возьми! Я что-то смутно вспоминаю, но мне казалось, что я это вижу во сне. Я догадываюсь, зачем он сюда приезжал. Он узнал об отъезде дона Морисио. Вероятно, он еще заедет. Ха-ха! Все будет сделано и без него. Мне не потребуется его дальнейших указаний. Міl pesos![40] Что за счастье! Как только я их получу, я поеду на Рио-Гранде, и тогда посмотрим, как мне удастся поладить с Исидорой».

Эль-Койот оставался в своем хакале недолго. Он наспех проглотил несколько кусочков жареного мяса и запил их хорошим глотком агвардиенте; затем поймал отдыхавшую лошадь, оседлал ее; надел огромные шпоры, привязал к седлу маленький карабин, сунул два пистолета за пояс, вскочил в седло и быстро ускакал.

Перед тем как выехать в прерию, он еще раз заехал на окраину сеттльмента, где встретился с товарищами.

Трое сподвижников Эль-Койота, казалось, были посвящены в его планы. Во всяком случае, они знали, что место действия будет на Аламо. Когда в начале пути Диаз свернул в сторону, они крикнули ему, что он едет не по той дороге.

— Я хорошо знаю Аламо, — сказал один из них, тоже мустангер. — Я там охотился много раз. Это место лежит на юго-восток отсюда. Самая близкая дорога туда идет вон через ту просеку. Вы свернули слишком на запад, дон Мигуэль.

— Неужели? — презрительно ответил Диаз. — Вы забываете, сеньор Висенте Барахо, что наши лошади подкованы. Индейцы не ездят прямо из форта Индж на Аламо. Вы понимаете меня?

— Вы правы! — ответил Барахо. — Caramba! Я об этом и не подумал.

Без дальнейших пререканий трое сообщников Эль-Койота поехали за ним. Они ехали почти в полном молчании, пока наконец не достигли леса.

Попав под прикрытие зарослей, все четверо сошли с лошадей и привязали их к деревьям.

Глава XLII КОРШУНЫ СЛЕТАЮТСЯ

Стая черных коршунов, кружащих над прерией, — картина обычная для южного Техаса, и тот, кто путешествовал здесь, конечно видел это зрелище.

Слетевшись в стаю целой сотней, они описывают в воздухе широкие круги или же вьются спиралью; то спускаются вниз, почти касаясь травы или макушек деревьев, то вдруг взвиваются вверх на распростертых неподвижных крыльях. На фоне неба отчетливо видны их черные силуэты.

Путешественник, который увидит это зрелище впервые, невольно остановит свою лошадь, чтобы понаблюдать за птицами. Даже тот, для кого стаи коршунов не новость, не может пройти мимо, не задумавшись: для чего собрались эти хищники? Они кружат неспроста. Они чуют добычу.

И увидит ли путешественник или нет, но он знает, что на земле, как раз на том месте, над которым кружат хищники, лежит сраженный зверь или, быть может, не зверь, а человек, мертвый или умирающий.

* * *

Наутро после той мрачной ночи, когда три всадника пересекли равнину, можно было видеть, как стая черных коршунов спускалась над лесом, как раз в том месте, где просека делала поворот. На рассвете еще ни одного коршуна не было видно. Но не прошло и часа, как сотни коршунов уже парили здесь на широко распростертых крыльях; мрачно вырисовывались их черные тени над яркой зеленью леса.

Недаром кружили коршуны.

В лесу на расстоянии четверти мили от лужи крови, известной уже читателю, лежал на земле человек — юноша с прекрасным лицом, не искаженным смертью.

Умер ли он?

На первый взгляд каждый подумал бы, что он умер. Положение тела и выражение лица не оставляли в этом сомнения.