Всадник без головы

Несмотря на то, что эти два человека были разделены толстыми бревенчатыми стенами и не видели друг друга, их движения были одинаковы, словно вызывались одними и теми же побуждениями. Каждый стоял у двери, через которую вырывался яркий свет, падавший широкими полосами на крупный гравий площади. Они стояли не прямо против входа, а немного сбоку — в стороне от света. Оба слегка пригнулись, словно бегуны перед стартом, готовые ринуться вперед. Оба сосредоточенно смотрели в бар, откуда доносилось лишь тиканье часов. По их позам можно было догадаться, что они готовы войти туда и ждут лишь условленного сигнала.

В одежде этих двух людей не было ничего лишнего, ничего, что могло бы помешать движениям, — они были без шляп, в одних рубашках; их лица и позы говорили о непоколебимой решимости.

Угадать их намерения было нетрудно. Посторонний наблюдатель, случайно оказавшийся на площади перед гостиницей, с первого взгляда мог бы понять, что речь идет о жизни и смерти. Поднятые револьверы в руках, напряженность поз, тишина, царившая в толпе любопытных, и, наконец, сосредоточенный интерес, с которым все смотрели на этих двух людей, яснее всяких слов говорили, что здесь происходит нечто ужасное. Короче говоря: это была схватка, исходом которой могла быть смерть.

Настал решающий момент. Дуэлянты напряженно смотрели на дверь, в которую они должны были войти и, быть может, никогда не вернуться. Они ждали только сигнала, чтобы переступить порог и начать поединок, который будет роковым для одного из них, а может быть, и для обоих.

Ожидали ли они роковых слов: «Раз-два-три — стреляй!»?

Нет. Был назначен другой сигнал, и он прозвучал. Чей-то громкий голос крикнул:

— Звони!

У столба, на котором висел колокол, можно было различить три или четыре темные фигуры. После приказа они зашевелились. Вместе с движением их рук, едва заметным в темноте, раздался звонкий удар колокола. Этот звук, обычно весело созывавший людей к обеду, теперь был сигналом к началу смертельного боя.

Звон продолжался недолго. После первого же удара люди, дергавшие веревку, увидели, что в их услугах больше нет необходимости. Противники бросились в бар, раздался сухой треск револьверных выстрелов, дребезжанье разбитого стекла, и звонившие поняли, что они производят только лишний шум. Бросив веревку, они, как и все остальные зрители, стали прислушиваться.

Никто, кроме самих участников, не видел, как происходила эта странная дуэль.

При первом же ударе колокола противники вошли в бар. Ни один из них не задержался снаружи. Поступить так — означало бы прослыть трусом. Сотня глаз следила за ними, и зрители знали условия дуэли: ни тот, ни другой не должен стрелять, прежде чем переступит порог.

Как только они вошли, сразу же раздались первые выстрелы. Комната наполнилась дымом. Оба остались на ногах, хотя оба были ранены. На белый песок пола брызнула кровь.

Вторые выстрелы также последовали одновременно, но они были сделаны уже наугад, так как дуэлянтам мешал дым.

Затем раздался одиночный выстрел, сразу за ним другой, потом наступила тишина.

Перед этим было слышно, как враги двигались по комнате. Теперь этого звука больше не было.

Наступила глубокая тишина. Убили ли они друг друга? Нет. Вновь раздавшийся двойной выстрел оповестил, что оба живы. Пауза объяснялась тем, что противники пытались найти друг друга и напряженно всматривались сквозь завесу дыма. Оба молчали и не шевелились, чтобы не выдать, где каждый из них находится.

Снова наступила тишина, на этот раз более длительная. Она оборвалась двойным выстрелом, за которым последовал шум падения двух тяжелых тел.

Затем послышалось барахтанье, стук опрокинутых стульев и еще один выстрел — одиннадцатый. Он был последним.

Толпа любопытных видела только облака порохового дыма, выплывавшие из дверей, тусклое мерцание ламп и время от времени вспышку света, сопровождающуюся треском, — и все.

Слышали они гораздо больше: звон вдребезги бьющегося стекла, грохот падающей мебели, опрокинутой в жестокой борьбе, топот ног по деревянному полу и время от времени сухой треск револьверного выстрела. Но голосов тех, чья взаимная ненависть привела к этой схватке, не было слышно.

Никто из стоявших не знал, что происходило внутри бара, только по звуку выстрелов можно было понять, как протекает дуэль. Они сосчитали одиннадцать. Затаив дыхание, все ждали двенадцатого.

Но вместо выстрела послышался голос мустангера:

— Мой револьвер у вашего виска! У меня осталась еще одна пуля. Просите извинения — или вы умрете!

Толпа поняла, что дуэль близится у концу. Некоторые смельчаки заглянули внутрь. Они увидели противников, распростертых на дощатом полу. Оба были в крови, оба тяжело ранены; белый песок вокруг них покраснел от крови; на нем были видны извилистые следы там, где они подползали друг к другу, чтобы выстрелить в последний раз; один, в вельветовых брюках, опоясанный красным шарфом, слегка приподнявшись над другим и приставив револьвер к его виску, грозил ему смертью.